— Не-а, Клеопатру лучше в пример не приводить. Итог печальный.

— Ты больше в истории разбирался тогда, а теперь особенно. Но я поняла, не буду больше такое говорить. А то, что назвал ресурсами — этого на многое хватит, на любые поиски. Только медленные. Тут за пару минут с другим концом света не поговорить. Америку и то недавно открыли, самую малость.

— Времени у нас будет много. Только вот сперва окончательно укрепиться, обрушив этот грёбаный исламский полумесяц. Так, чтоб раскололся на множество частей и больше уже не склеился воедино. А уж на таком фундаменте империя очень хорошая получится, качественная. И удобная для наших с тобой общих теперь целей.

— Так они у нас раздельными и не были никогда. И там не были, и здесь не должны. А ещё я сейчас по настоящему твоя сестра. Забавно!

— Ничего ж не меняется.

Улыбается Алиса… тьфу, Изабелла. Только волосы на палец накручивает. Давняя привычка, которую не могу не подметить.

— Изабелла, волосы.

— Воло… Да, прости, Чезаре. Вроде бы и не расслаблялась, а ты гляди как оно получается. Не понимаю!

— Подстройка сознания к материи, только и всего. Сам за собой сперва подобное замечал. Приходилось сдерживаться, а уж потом, осторожно, шаг за шагом, вернул прежние привычки. Тебе та же самая канитель предстоит. Если, конечно, вообще захочешь это возвращать.

— Обязательно захочу! Это ж моё, родное… и память о настоящем.

Верю, понимаю, разделяю. Но на этом здесь и сейчас разговор по душам закончен. Разговор между Кардиналом и Алисой. А вот Чезаре Борджиа и его сестра Изабелла сейчас выйдут из комнат последней и отправятся показывать остальной части семьи, что всё хоть и не так хорошо, но скоро непременно будет лучше. Помимо этого — готовность Изабеллы, в связи с недавними печальными событиями, начать менять свою жизнь. Хотя бы для того, чтоб в будущем не случались разного рода неприятности, да и справиться с частичной потерей памяти, отвлекаясь на важные дела. кажется лучшим из возможных выходов. Что до Лукреции и Бьянки… Уверен, им тоже удастся всё преподнести в лучшем виде. как это уже было сделано с «отцом». Неожиданные жизненные повороты, они вполне могут оказаться очень полезными. Более того, нужными и радующими. Вот как сейчас.

Франция, Париж, сентябрь 1497 года

Людовик XII Валуа за не столь и долгое время своего правления успел привыкнуть к самым разным событиям. От радующих, до откровенно пугающих, способных обрушить и так не самые прочные опоры его трона. А за последние пару недель этих самых пугающих событий случилось целых два. Именно целых, поскольку каждое из них выбивало одну из важнейших опор, причём первое уже нельзя было исправить, да и опора оказалась уничтожена по настоящему, а не в иносказательной манере.

Кардинал Жорж д’Амбуаз, верный советник, министр и просто умный, полезный королю человек, теперь покоился в своём родовом склепе. И смерть его случилась не после болезни, не в результате несчастливой случайности. Хотя… Можно ли назвать счастливой случайностью сразу три арбалетных болта, причём болта отравленных, которые настигли кардинала прямо в Париже, одним тёплым летним вечером. И совершившие это даже не пытались таиться. Не сами стрелки — которые, кстати, смогли уйти, поскольку выстрелы из арбалета бесшумны, а определить, откуда именно стреляли, получилось далеко не сразу — а те, кто за ними стоял.

Снова Храм Бездны! Тот самый культ, который уже обезглавил инквизицию Авиньонского Престола, добрался до опального испанского «великого инквизитора» Торквемады, изрядно проредил иных членов Ордена святого Доминика. Теперь же и кардинал д’Амбуаз оказался их мишенью. Очередной и явно не последней, поскольку в появившихся на окраинах города и не только приклеенных к стенам листах было начертано, что «правосудие земное настигнет безумных изуверов и их покровителей ещё до того, как те попадут на суд высших сил». А ещё добавлялось, что никто из причастных к «охоте на ведьм» и «искоренению ересей» не может чувствовать себя в безопасности. Также издевательски добавляли, что самостоятельно повеситься или заколоться будет куда менее мучительно, нежели умереть от средств, избранных культистами.

Разумеется, самоубиваться инквизиторы и близкие к ним священнослужители не думали, но вот бежать — это другое дело. Некоторые уже так поступили, другие серьёзно задумывались о подобном. Авиньонский Святой Престол лихорадило уже не первый месяц. То же, что раньше казалось проблемами, сейчас выглядело малозначащими неудобствами. Даже сам Юлий II хоронился то в одном месте, то в другом, но нигде не мог чувствовать себя в безопасности. Его братья-кардиналы и вовсе предпочитали находиться по ту сторону моря, на отвоёванных у Хафсидского султаната землях.

Был бы д’Амбуаз жив! Но подобное являлось лишь бесплодным мечтанием, да и воскрешать мёртвых мог лишь сам Господь да сын его Иисус. Самому же Людовику XII Валуа оставалось большей частью сидеть здесь, в замке-крепости, то есть в Лувре, опасаясь не столько культистов — они пока не пытались убивать светских владык, ограничиваясь духовными — а совсем иного.

Как же ему не хватало сейчас маршала де Ла Тремуйля! Увы. тот сейчас был там, на новозавоёванных землях, приводил их к полной покорности, в чём сложностей хватало… Не в пример проклятым Борджиа и их союзникам, которые избавили себя от множества неприятностей, просто изгоняя с завоёванных земель тех, в ком видели врагов изначально и даже не старались их умиротворять теми либо иными способами. А ещё напрочь отказываясь от какого бы то ни было миссионерства, с высоты своего Святого Престола объявив оное лишним и даже вредным по отношению ко всем неевропейцам. Следующие одна за другой церковные реформы и сведение в свои руки власти как светской, так и духовной очень этому помогали.

Им помогало. Ему и Франции — наоборот. Герцогство Прованс и Гиень притихли лишь до поры и то лишь из-за страха вызвать неудовольствие Борджиа и Трастамара. Но всем было ясно, что как только кончится этот Крестовый поход, так в обоих местах вновь вспыхнет мятеж. Очень уж показательным был пример Бретани, которая, уже побывав частью королевства, оказалась вновь независимой. К тому же поддерживаемой врагами Франции, а потому почти неуязвимой для завоевания. И ещё этот проклятый сын Анны Бретонской, Карл-Орлан. Ребёнок хоть и рос довольно слабым, хоть его мать и отказалась от всех прав последнего на французский престол — а ещё и от отцовства Карла VIII Валуа — но всегда можно отказаться и от отказа. Особенно если в Риме позволят, а тем более посоветуют сделать подобное.

Потому маршалу де Ла Тремуйлю и был отдан приказ об осторожности. Не окончательно уничтожить Хафсидский султанат, а лишь завоевать немалую часть земель, после чего заключить мир, пользуясь тем, что султан податлив, мягок, труслив и больше прочего ценит собственную сладкую жизнь, ради чего готов поступиться многим. Если в Риме после объявления джихада лишь радостно потирали руки, используя его как повод для окончательного уничтожения врага как организованной силы, то вот Франция себе не могла такого позволить. Почему? Пойти на такое — значило оказаться в кильватере Италии и так ненавистных королю Борджиа, которые словно мимоходом растоптали усилия и Карла VIII и его собственные. И чем дольше они находились у власти, тем сильнее становились и тем заметнее оказывалось их превосходство над его королевством, что ещё несколько лет назад считалось чуть ли не сильнейшим в Европе. А успешно проведённый итальянский поход обещал убрать это самое «почти». Он и убрал… только не в ту сторону.