Вчера ночью мне приснилось (по крайней мере, я молюсь, чтобы это было сном), что наш дом уничтожен. Полосы черепицы одна за другой скользили с крыши, шум становился все сильнее и сильнее, пока наконец не превратился в оглушительный грохот. Кирпичная кладка гнулась и раскалывалась в облаках удушливой пыли и осколках бьющегося стекла. Полы, потолки, лестницы, даже балки с крыши стонали, трескались и расщеплялись, и внезапно, в отдающейся эхом какофонии демонического смеха, дом превратился в гору пыли. От него ничего не осталось!

Вокруг было темно. Я, пошатываясь, брел среди обломков, слабо зовя на помощь. Сначала мне казалось, что я здесь один, но издали до меня донеслись глухие крики Гарольда и Сэма. Никогда еще я не был так счастлив слышать человеческий голос! С первым слабым лучом рассвета они появились: сначала Сэм в своей спецовке, с молотком в руке, затем Гарольд, все еще сжимая в руках свой гроссбух, словно от этих бумаг зависела его жизнь, а может быть, так оно и было. Окруженные осколками руин, мы разожгли огонь и сгрудились вокруг него, в ожидании дня. Было страшно холодно. Сэм на скорую руку соорудил что-то вроде сарая из обломков. Мы забрались внутрь и стали ждать. Меня вдруг охватило такое чувство, словно мы готовимся встретить посетителя.

Когда я проснулся, то обнаружил, что лежу на жестком полу, окруженный остовами обуглившейся древесины. На мгновение мне показалось, что кошмар продолжается, пока позднее я не понял, где нахожусь. Я лежал на обугленной от огня кухне. Должно быть, я ходил во сне и без чувств упал на пол. В ушах все еще раздавался далекий издевательский смех, но злодея по-прежнему нигде не было видно. Я в отчаянии. Неужели это безумие продлится еще долго?

Итак, ты начал бояться меня, Лазарус. Ты обходишь коридоры дома с револьвером, ты мстительно клянешься уничтожить меня, когда мы встречаемся. А я теперь тоже боюсь, прячу лицо, даже когда пытаюсь показаться тебе, убегаю в ужасе, когда ты подходишь ближе. Однажды ты увидел меня в коридоре, но, преданный собственной неуклюжестью, ты застрял, попавшись в ловушку, и к тому времени, когда ты выпрямился, моя сила воли покинула меня, у меня не хватило сил оставаться там дольше.

И вот теперь я навещаю тебя в твоих снах. Чистой и изящной девочкой я пришла к тебе, исполняя танец самого Великого, и я смотрела, как пробуждаются твои чувства. Ты стонешь и вытягиваешь руки во сне, и мне становится ясно, что даже в своих снах ты видишь меня только как посланника ужаса, хватающего твое сердце костлявыми руками.

И теперь, когда было столько разных попыток добраться до тебя, я чувствую усталость. Итак, я горюю, худею, слабею и отчаиваюсь когда-либо обрести тебя.

Но глубоко в моем доме обитает еще кое-кто, некто, кто понимает все, что здесь происходит. В далеком углу, куда почти никто не заглядывает, в глубоком кресле дремлет старая дама. Именно она протянет мне руку утешения, она знает, что мне необходимо сделать, когда все возможности будут исчерпаны.

И теперь я тоже знаю это.

Леонардо почувствовал, как что-то тяжелое сдавливает грудь, прижимая его к земле, не давая вздохнуть. Леонардо открыл глаза и встретился взглядом с невозмутимой кошкой, которая уютно устроилась у него на груди. Он успокоился и огляделся. Он был один. Кровать, на которой он лежал, занимала почти всю крошечную комнату задней части квартиры. Стены из потрескавшегося пластика, тусклый свет проникает сквозь застекленную крышу. На улице шел дождь. Леонардо смотрел, как капли дождя барабанят по косому стеклу, и уже начал задумываться, что стало с Ниной, когда она появилась в дверном проеме, закутавшись в халат. Она несла большой поднос с горячими пшеничными лепешками и кофе.

— Посидишь со мной? — спросил Леонардо. — Так давно никто не приносил мне завтрак.

Они завернулись в толстое, немного колючее, стеганое одеяло с пейслийским узором[2]и принялись за еду в благодушном молчании. Чучело присоединилась к ним, подбирая изюм с лепешек.

— Как там жизнь, в Конторе Герольда? — наконец спросил Леонардо.

— Даже не спрашивай, — отмахнулась Нина. — По правде говоря, меня это все совершенно достало. С тех пор как была проведена та идиотская реорганизация, стало только хуже. Все висит в воздухе. Новые постановления, новая канцелярская работа, новые процедуры. Все совершенно бестолково и… и почему-то очень скучно в то же время. — Она немного помолчала, уставившись на одеяло, затем на ее лице появилась улыбка. — Послушай, хватит обо мне. Скажи лучше, чем ты собираешься заняться в своей жизни.

— Толком не знаю, — ответил Леонардо, прихлебывая кофе. — У меня при себе все свитки и оборудование, а Король дал мне небольшую денежную выплату. Полагаю, отправлюсь куда-нибудь и снова устроюсь в качестве волшебника. — Он помолчал. — Но я понятия не имею, с чего начать.

Нина некоторое время в размышлении смотрела на него.

— Я могла бы помочь тебе, — задумчиво произнесла она. — Если только ты этого захочешь. Есть в моей работе одно достоинство: я действительно знаю, что происходит вокруг. Если смотреть внимательно, можно найти все, что угодно, ну ты понимаешь, контакты, возможности и все такое. Как ты считаешь, это могло бы помочь?

— Да, думаю, это помогло бы, — сказал Леонардо. — Спасибо, Нина, это было бы очень полезно.

— Без проблем. И знаешь, если я могу еще что-нибудь сделать, ну там, помочь собраться и так далее…

Леонардо потянулся к подносу, чтобы поставить на него кружку, и внезапно почувствовал резкую боль. Он поморщился.

Нина обеспокоено посмотрела на него.

— Пожалуй, мне лучше снова ненадолго прилечь.

Она помогла ему поменять подушки, устроила в удобном положении, спихнула с кровати кошку.

— Вот так-то лучше. — Нина наклонилась к нему. — Ничего, если я присоединюсь?

Понадобилась еще пара недель, для того чтобы Леонардо стал ходить быстро и не испытывая боли. Но все равно ему приходилось опираться на палку, и эту поддержку с радостью принимали его ноги. На следующий день он вошел во дворец через главные ворота, увернулся от механизма допуска, который работал еще не очень четко, и отправился в мастерскую. Теперь у него было лишь несколько дней, в течение которых он должен был собрать свои пожитки, поэтому предложение Нины о помощи было кстати. Он смотрел на высокую стопку свитков, не зная, с чего начать, когда услышал звук ее шагов у входной двери.

— Так вот где все происходит. — В течение нескольких секунд Нина изучала комнату, затем швырнула свою кожаную куртку в кресло и подошла к Леонардо, чтобы вместе разбирать груды свитков.

— «Основы Эмпатии»… «Дышать, как дышат другие»… «Толкование условного будущего»… Эй, а у тебя здесь полно всяких интересных книжек!

Леонардо смотрел, как она идет вдоль ряда свитков и книг. Вот Нина взглянула на остатки модельных сцен, пролистала бумаги на столе планирования.