Главным направлением цензурной политики 30–50-х годов XIX века явилось стремление к ликвидации передовой периодической печати. Именно борьба с прогрессивной журналистикой рассматривалась как первоочередная обязанность цензуры. И результаты этой деятельности не замедлили сказаться. В 1830 году была запрещена «Литературная газета» А. Дельвига, в 1832 году журнал «Европеец» Киреевского, в 1834 году был закрыт один из лучших журналов того времени «Московский телеграф» Полевого, в 1836 году «Телескоп» Надеждина. Наступила, как острили современники, «полная свобода молчания». Реакционному направлению внутренней политики сопутствовала реакция духовная. Создание III отделения и корпуса жандармов, расширение полицейских мер в борьбе с крамолой, ужесточение цензурной политики, преследование прогрессивно мыслящих людей — все это проходило на фоне распространявшейся на все сферы государственной жизни реакционной идеологии, которая нашла свое выражение в теории «официальной народности».

Постепенно меняется общественная атмосфера, осторожнее становятся разговоры. В салонах, литературных кружках люди опасаются теперь «неугодных правительству» мыслей и выражений. Меняются взгляды нетвердых в своих убеждениях, недавно еще прогрессивно настроенных современников. Бывший участник «Арзамаса», просвещенный вельможа, литератор и ценитель искусства С. С. Уваров становится не только министром просвещения, но и автором пресловутой «теории официальной народности». Вместе с ним высоко поднимаются по служебной лестнице тоже бывшие «арзамасцы» Блудов и Дашков. Итоговый доклад Следственной комиссии по делу декабристов был написан недавним арзамасцем («Кассандрой») и либералом Д. Н. Блудовым, чья долгая и блистательная карьера как раз и началась с другого документа — «Донесения Следственной комиссии», позднее размноженного и переведенного на французский язык, в котором Северное и Южное общества были названы «скопищем кровожадных цареубийц». Позднее Александр Тургенев, бывший также «арзамасцем» и братом Николая и Сергея Тургеневых, причастных к декабристским организациям, встретив Блудова в доме Карамзиных, не подал ему руки.

Ренегаты были и в литературной среде. После 14 декабря 1825 году крайне реакционную позицию занял журналист Ф. В. Булгарин. Поляк по происхождению, он был офицером русской армии, затем перебежал к Наполеону. В 1819 году он появился в Петербурге, сблизился с передовыми кругами литераторов, особенно с Грибоедовым, Рылеевым и А. Бестужевым. Но после событий 14 декабря 1825 года быстро и настолько успешно «поправел», что сделался любимцем Бенкендорфа, а издаваемая им газета «Северная пчела» стала единственной русской газетой, читаемой в Зимнем дворце, за что в иностранной прессе получила название придворной газеты. В среде литераторов укрепилось мнение, что Булгарин стал просто агентом III отделения. Не случайно Пушкин в своих эпиграммах называл его «Видоком Фигляриным», намекая на сходство с известным французским полицейским сыщиком. В другой широко распространенной эпиграмме автор которой остался неизвестным, Булгарин именуется «восьмым чудом» света:

Позицию Булгарина разделяли журналисты Греч, Сенковский, поэт и драматург Кукольник.

Русская журналистика 30–40-х годов XIX века, несмотря на все правительственные ограничения, продолжала занимать значительное место в общественной и культурной жизни страны. Журналы и газеты 30-х годов были поставлены на более солидную экономическую основу, были лучше организованы и выходили регулярнее, чем в начале века. Разнообразнее стали отделы, посвященные художественному творчеству, критике, науке. Значительное место стала занимать реклама. Характерной чертой журналистики этого периода было идейное размежевание изданий — на прогрессивные и консервативные. Появляются издания и откровенно проправительственной ориентации. Ими были прежде всего газета Булгарина «Северная пчела» (1826–1864) и журналы «Северный архив». (1822–1828), «Сын Отечества», соиздателем которого он стал в 1825 году, (в 1829 году «Сын Отечества» и «Северный архив» слились), а также журнал «Библиотека для чтения» О. И. Сенковского. «Северная пчела», редактировавшаяся Булгариным и Гречем, позиция которого также претерпела изменения, стала одной из наиболее популярных газет вследствие разрешения правительства публиковать политическую информацию, что было запрещено другим частным газетам. Кроме того, ловкий и беспринципный Булгарин ориентировался в основном на легкую занимательность.

В газете им был введен постоянный большой раздел «Нравы», где помещались заметки бытового характера, нравоучительные сочинения и фельетоны, которые большей частью писались самим издателем. Тематика их была разнообразна — от порицания излишней приверженности к лечению и пороков «модного воспитания» до вопросов литературных или философских. Это потрафляло интересам невзыскательной публики — мелкого и среднего чиновничества, малокультурного провинциального дворянства, богатого купечества. Кроме того, стремясь возможно больше увеличить доходность издания, Булгарин, обходя запреты властей, стал затем помещать на страницах своей газеты коммерческую рекламу, восхваляя владельцев магазинов, фабрик или трактиров и их продукцию. Одновременно значительное место в газете уделялось театральной жизни Петербурга, помещались рецензии на спектакли. В литературном отделе публиковались небольшие повести, стихи, критические статьи.

Являясь по существу неофициальным органом министерства внутренних дел и III отделения, «Северная пчела» не только руководствовалась указаниями Бенкендорфа, но и публиковала статьи, написанные по его заказам. Например, во время польского восстания 1830–1831 годов Булгариным была напечатана официальная «реляция» о бунте в Варшаве. Так же по указаниям Бенкендорфа «Северная пчела» осуществляла травлю передовых писателей и журналистов. Причем полемику Булгарин вел с присущим ему цинизмом и мелочностью. Выступая на страницах своей газеты с пропагандой официальной морали, Булгарин с этих позиций подходил к оценке литературных произведений. Так, он рьяно осуждал произведения французских писателей первой половины XIX века — В. Гюго, О. Бальзака и особенно Ж. Санд, романы которой называл «жалкими исчадиями уродливого воображения и безнравственности», порожденных французской революцией. Подходя с этими же мерками к разбору отечественных литературных произведений и неумеренно восхваляя творения Кукольника или Сенковского, Булгарин помещал резкие отзывы об «Евгении Онегине» Пушкина, повестях Гоголя, а позднее о стихотворениях Некрасова.

Ранее благосклонное отношение «Северной пчелы» к Пушкину меняется с 1830 года, когда последний стал принимать участие в «Литературной газете» А. Дельвига, выступавшей против булгаринских органов. Тогда в «Северной пчеле» начали появляться пасквили, в которых прозрачными намеками изображался некий стихотворец, служащий больше Бахусу и Плутусу, нежели поэзии, «подражатель Байрона», ведущий свой род от негра, купленного каким-то шкипером «за бутылку рома». Помимо личных выпадов против поэта, Булгарин дал ряд отрицательных отзывов на его произведения, в частности на VII главу «Евгения Онегина».