Формовщик наклонил свое лицо к начальнику и, как бы желая крикнуть ему на ухо, громко сказал:

— Без вала? А брак ежели?..

— Подольше вибрируйте. Что ж делать…

Формовщик отстал от начальника с кисло-равнодушным видом, будто ответ начальника разочаровал его.

Мотовилов зашел в конторку. Тут было тише, чем в цехе, хотя грохот вибромашин проникал и сюда. Голубые стены, увешанные графиками и обязательствами, делали конторку как бы уже давно обжитой и уютной, хотя заводская жизнь тут началась всего лишь полмесяца назад. Мотовилов устало присел за стол и вздохнул; голова у начальника словно вспухла от забот, и сейчас он хотел только одного — спокойно покурить и обдумать все по порядку. Каждый раз он вот так задумывал: начать с того-то и того, решить этот вопрос, перейти к следующему — и с этим уладить окончательно, потом — следующий… И тут неожиданно вспомнил спор с главным механиком, как тот, горячась, накричал, что у него плохих слесарей нет, а есть только плохие начальники цехов, которые не умеют работать с людьми… Вспомнив об этом, Мотовилов уже не мог думать спокойно, все путалось, и все вопросы казались неразрешимыми. «Бог мой, — стиснув зубы, думал он, — у него нет плохих слесарей… А этот-то, Зуев? Вот уж верно, Леха… Сунули мне его, а что толку? И зачем я согласился сюда? Соблазнился: новый цех… А работал бы в своем старом, первом… Там и людей всех знал, изучил, да и люди какие!.. Вот как Притыкин…»

Мотовилов сунул в рот папиросу и ощутил на языке табачную горечь. «Фу, чтоб ты…» — пробормотал он и смял папироску в кулаке: не тот конец попал. И только успел закурить начальник и протянул руку к телефону, чтобы позвонить директору насчет Притыкина, как дверь конторки щелкнула замком, отворилась и на пороге уже стоял Леха Зуев, сияя физиономией с пятнами солидола на лбу и скулах.

— Притыкин сказал, Евгень Викторыч, что момент — и он будет тут!

— Хорошо. Спасибо. — Мотовилов сделал затяжку и спросил: — Затвор наладили?

— Все на мази, Евгень Викторыч!

— Вот что, Зуев, возьмите нужный инструмент и посмотрите вибростол. Там вал полетел. Я приду через пятнадцать минут.

— Опять вал? — Леха удивленно округлил глаза.

— Опять.

— Да сколько мне уродоваться с этим валом?

— Сколько нужно будет.

— Это не формовщики, а троглодиты! Им не на технике работать, а на старом ломье…

— Они, Зуев, могут сказать обратное…

— Чего они могут? — В глазах Лехи мелькнула настороженная растерянность.

— Сказать обратное… — повторил Мотовилов равнодушно.

Леха пожал плечами, гмыкнул и конфузливо, бесшумно исчез за дверью, как тень. «Ведь вот так и думает, что он здесь ни при чем…» — с досадой подумал Мотовилов и, поерошив свои припыленные, курчавые волосы пятерней, снова взялся за трубку телефона. «Так, так… Как же тут лучше сформулировать?» — задумался он, держа руку на трубке. Но в эту минуту дверь опять щелкнула замком и вошел Притыкин, плечистый, смуглолицый человек с медово-карими глазами, чисто выбритый и со щекой, измазанной копотью. Мотовилов убрал руку с телефона и, глядя на щеку Притыкина, пригласил:

— Проходите, Павел Захарович. Присаживайтесь. Очень важный разговор будет.

— Такой уж важный? — усмехнулся Притыкин, проходя к столу своей крестьянской походкой: тяжело переваливаясь с ноги на ногу и грузно ступая на всю подошву.

— Наиважнейший, — сказал Мотовилов и, кивнув головой, спросил полушутливо: — Где это вы красоту такую себе навели?

— Что, страшней черта? — догадался Притыкин, обтирая рукавицей щеку. — Да сварщик что-то там нахалтурил с кассетами, а оно возьми все к дьяволу и отвались… Формовщики просят, мол, свари… Ну и пришлось…

— Закуривайте, Павел Захарович. — Мотовилов подвинул пачку на край стола к Притыкину.

— Все собираюсь бросить это баловство, да где уж тут бросишь… — Притыкин улыбнулся, осторожно доставая из пачки папиросу за кончик мундштука корявыми черными ногтями.

— Я тоже и бросал и опять начинал, так и не смог отвыкнуть, — сказал Мотовилов, протягивая свой дымящий окурок Притыкину.

Тот, зашумев брезентовой робой, нагнулся над столом, ткнулся своей папиросой в окурок начальника, почмокал губами и, попыхивая дымком, уселся опять на стул и поправил на голове коричневую кепку.

— Вопрос, значит, такого порядка, — заговорил Мотовилов. — И даже не вопрос, а… — Он глянул в красивые и какие-то очень добрые глаза Притыкина и сразу сказал, как отрубил: — Хотите работать в нашем втором цехе?

Приподняв бровь, Притыкин настороженно поглядел на начальника, раза два пыхнул дымом папиросы и промолчал.

— Только ваше согласие, Павел Захарович, а с директором и главмехом я этот вопрос утрясу как-нибудь.

— Гм, надо подумать, — сказал Притыкин, соображая что-то.

— По штату мне полагается три слесаря, а дали одного Зуева, но это же, бог мой, до того бестолковый товарищ — просто беда!

— Знаю я этого балабола. — Притыкин усмехнулся, стряхивая пепел папиросы в руку, огрубелую от железа, смазки и огня так, что казалось, рука обтянута не кожей, а жестью.

— А мы с вами, Павел Захарович, уже трудились вместе, и неплохо. Я знаю вас как человека и специалиста… У меня сейчас нет сварщика, а тут надо и приварить кое-что, и наварить, и… полно дел! Вот валы летят, неотцентрированы, день-деньской с главмехом перебранка, а он одно: у тебя есть Зуев, и другого скоро дадим. А если и другой такой же, как этот? Нет, увольте…

— Да чего там я… — проговорил Притыкин смущенно и глядя себе под ноги. — Да и справлюсь ли… Цех-то вон какой…

— Зато оборудование новое, — с довольным видом сказал Мотовилов.

— А оно, Евгений Викторович, новое бывает хуже старого, — засмеялся Притыкин.

— Хуже тогда, — Мотовилов бросил окурок в пепельницу из пластмассы, — когда его сдают в эксплуатацию не по науке, а лишь бы спихнуть… — Он чуть не проговорился: «Как вот и мне спихнули…», но сдержался.

— Так-то оно так, но… — Притыкин замялся, густо задымил папиросой. — Не знаю, как быть, как тут по уму сделать…

Мотовилов улыбнулся, блеснув серебряным зубом, раскинул руки в стороны, оперся на стол.

— А по уму сделать так: заявление — и лады, а уж я за вас походатайствую перед нашим начальством.

— Заявление недолго намалевать… — задумчиво проговорил Притыкин.

— Ну так что, Павел Захарович, лады?

— Прямо-таки и не знаю.

— Да, бог мой, что ж тут гадать? Вы же меня знаете, Павел Захарович, всегда мы с вами ладили, а теперь-то что?..

Притыкин протяжно вздохнул, распрямил спину, аккуратно положил окурок в пепельницу.

— Ладно, уговорили. Дайте-ка клок бумаги.

— Вот это деловой разговор! — оживился Мотовилов и мигом достал из ящика стола лист бумаги и авторучку. — А что касается зарплаты, Павел Захарович, то, думаю,