познакомилась в клубе на молодежном вечере. Мишка был серьезный, рассудительный, рассказывал о своей работе в гараже, критиковал начальство и порядки. И он понравился ей. Потом она почувствовала к нему такую тягу, что вечер без него казался ей бесконечно нудным и пустым. В то время она жила на квартире у одной вдовы. Вскоре в больницу назначили нового врача. Он приехал, и первое, что узнали медсестры и санитарки, было то, что он молод и холост. Первое время Вадим Станиславович жил тут же, в больнице, в тесной комнатушке. В слякотные осенние вечера, когда на улице стояла кромешная темень и в окна бился ветер, а по задворкам скулили собаки, Вадим Станиславович приходил к ней в стационар, если она дежурила, и они подолгу говорили. Тогда она и познакомила его с Мишкой. Поначалу Вадим Станиславович казался ей скучным, и она относилась к нему с холодком, но потом вдруг переменилась. В нем ничего не было такого, что ей нравилось в Мишке. Молодой врач говорил о своей работе как-то несерьезно, о людях поселка — с юморком, о здешних местах — с восхищением; и грубая сила не выпирала из него, хотя он был крепок и жилист. И всегда после разговора с ним Тамара чувствовала себя выбитой из привычной, буднично-серой колеи жизни, ей хотелось сделать что-нибудь такое, чтобы заслужить его похвалу. И вот тогда-то она и почувствовала в себе непонятно-мучительную раздвоенность: она была с Мишкой, но внутренняя ее жизнь словно бы принадлежала другому… А Мишка настаивал на свадьбе. И Тамара решилась; она думала, что покончит с этой раздвоенностью, выйдя замуж за Мишку, верила, что семейная жизнь быстро развеет все ее сомнения и тревоги.

Тамара идет по осклизлой от дождя тропинке. Вечернее солнце слепит глаза. Воздух свеж и чист, словно его профильтровали. Тропинка вьется по крутому берегу реки. Вода шумит, всплескивает, пенится в камнях. Тамара спешит домой. Она думает о Вадиме Станиславовиче. Вечером он будет в клубе. Она знает, что это ничего не изменит, что сидеть она будет рядом с Мишкой, и если придет Вадим — тоже подсядет к Мишке, и они будут говорить, а она напрасно будет волноваться и весь сеанс просидит в напряжении, и от волнения, как всегда, у нее разболится голова. Так уже было не раз. Но каждый раз, хотя она наперед знает, что ничего не изменится, ей кажется, что должно что-то случиться. Тамара спускается с берега — тропинка в этом месте у самой воды — и идет между мокрыми кустами ольхи. Каблуки туфель глубоко впиваются в размокшую тропу. Не один раз по этой тропке она проходила с Мишкой, и только однажды, в начале зимы, еще до замужества, когда она поссорилась с ним, домой ее проводил Вадим Станиславович. Вот в этих кустах они стояли. Только что сухой снежок припорошил голую промерзшую землю, было глухо и тихо, только слышалось бульканье воды у камней, в полыньях; морозно искрились звезды; река белела длинным саваном в сумраке ночи, и кусты, опушенные инеем, сторожко стыли в звездном свете. Оба они были взволнованы и оттого мало говорили. Она думала, что не надо бы ему провожать, что она нехорошо делает, но когда он предложил проводить — она промолчала, как бы онемев. Потом он неожиданно и в каком-то исступлении начал целовать ее, она слабо противилась, а потом вырвалась и убежала, и бежала долго, слизывая слезы с уголков губ и задыхаясь, и ей было стыдно чего-то. Ночь она провела без сна, а через неделю была свадьба с Михаилом.

Тамара приостанавливается, глядит на пенистые всплески воды у камней — как будто кто взмахивает белым платочком, — припоминает, как все тогда было, и мутная тоска подступает к ее сердцу. Она задевает плечом ольховый куст — с широких шероховатых листьев горохом сыплются светлые крупные капли и падают на косынку, на руки и сумку. Тамара ежится, отряхивается, и вдруг вид этой сумки с торчащим из нее горлышком бутылки из-под молока возвращает ее к тому, что ее ждет дома… Она почти бежит, думая только о своих домашних заботах. Свекровке нездоровится, корове прободали вымя в стаде, теперь она стоит в хлеву, надо ее доить, мыть полы в доме, сходить в баню… И эти дела сейчас кажутся Тамаре такими важными, что от одной мысли, что она не успеет со всем этим управиться до кино, ей становится жарко.

Она торопливо идет мимо огородов, вспугивает белых важных гусей, щиплющих траву, гуси гогочут и хлопают крыльями; идет над обрывом у реки, потом — по ложбине, мимо тонких березок, тронутых осенней желтизной, подымается на взгорок — и тут, за домом соседа Дыбина, виден уже и ее дом с белой трубой и белыми ставнями. Дом у Дыбина громадный, крытый шифером. На крыше — телевизионная антенна. Забор высокий, зубчатый, с новыми воротами. За забором — сад и десятка полтора ульев. Если Дыбина нет дома, ворота всегда закрыты, если он дома — открыты, а сам он сидит на ступенчатом крыльце перед сенями с застекленной верандой. И, когда Тамара проходит мимо ворот и видит Дыбина на крыльце, ей кажется, что на деревянном троне сидит рыжеголовый удельный князь.

Так и есть! Ворота открыты. Дыбин в серой рубахе, подпоясанный широким ремнем, сидит на ступеньке, облокотясь на колени. На приветствие Тамары он равнодушно, будто нехотя, кивает головой, и взгляд его напоминает взгляд коршуна, сидящего в клетке, перед которой расхаживает курочка. Тамара проходит вплотную около забора, боясь оступиться в глубокую лужу, и никак не может забыть этого взгляда.

Дыбин тоже работал в леспромхозовском гараже. Помощником у Дыбина был Мишка. Однажды в марте Дыбин пришел на работу пьяный, а надо было срочно отремонтировать лесовоз, и пришлось Мишке одному весь день дотемна лазать под лесовозом. Дыбин же весь день храпел в слесарке, а тут, как специально, нагрянул сам директор леспромхоза. Дыбину так влетело от директора за пьянку, что тот с полмесяца дулся на Мишку: мол, чего не разбудил? А как его можно было разбудить, если он так храпел, что аж стекла в слесарке дребезжали, как выразился один шофер. Урок не пошел на пользу Дыбину: явился он опять пьяным, угодил на глаза начальству, и тогда-то не посмотрели на заслуги и стаж Дыбина — уволили. Устроился он хлебовозом в леспромхозе. Сядет себе на фургон с хлебом и едет помалу; тоже работа, а на казенной лошадке еще и прирабатывает: кому дровишек подкинет, кому сенца, кому огород вспашет. Но с тех самых пор, как уволили