незнамо почему, погиб. А вот наш министр, скорей всего, не погибнет, хотя в мышеловку-таки попался. И теперь молчит — как тот Полоний за ширмами.

Еще на праздники я посмотрела на канале «Культура» «Огни большого города» Чарли Чаплина.

Гениальная вещь и тоже ужасно современная.

Там герои — бездомный оборванец и слепая девушка, то есть сирота и калека. И злое государство им только подлости делает, и если бы они друг друга не нашли и друг другу не помогли, так бы в несчастье и погибли.

Чарли Чаплин — сам в прошлом никому не нужный сирота — сочувствует сиротам и калекам, хоть американским, хоть российским.

И с экрана грозит боксерской перчаткой сегодняшним думцам, думающим только о себе.

Жаль, что картины Чаплина не вошли в «золотую сотню».

Хотя что это я? еще обвинят в отсутствии патриотизма и пропаганде Америки…

От корня Цветаевых-эфроновФильм об Ариадне Эфрон на канале КУЛЬТУРА «Ярешила жить»

10.06.12

В этом сентябре прошли сразу две даты, связанные с Цветаевой, — 120-летие самой Марины и 100-летие ее дочери, Ариадны Эфрон.

Фильм об Ариадне (режиссер Сергей Бо-сенко) промелькнул как-то незаметно. А жаль, его стоило посмотреть. Хотя бы для того, чтобы порадоваться: Ариадна Эфрон, при жизни годами ютившаяся в Москве в крошечной десятиметровке тетушки Елизаветы Яковлевны Эфрон (это когда была не в лагере и не в «бессрочной ссылке» в Туруханске), теперь «прописалась» сразу в трех музеях — Московском музее Марины Цветаевой, музее Цветаевой в Болшеве и в Тарусе.

Ариадна Эфрон. Лагерная фотография, 1946-1947

Кроме музейных работников, об Ариадне Сергеевне рассказывают две необыкновенные женщины, самым непосредственным образом с нею связанные.

Это Ирина Емельянова и Руфь Вальбе.

Ирина Емельянова, дочь Ольги Ивинской — возлюбленной Пастернака. Ариадна была дружна с этой «второй семьей» поэта. Когда мать и дочь после смерти Бориса Леонидовича (1960) были отправлены в мордовский лагерь, Ариадна, к тому времени вернувшаяся из Туруханска и прилепившаяся душой к Ирине, стала им изо всех сил помогать — посылать письма, посылки.

Б фильме Ирина Емельянова рассказывает о тяжелой обстановке в семье Эфронов до их отъезда в Советскую Россию: отношения Али с матерью, Мариной Цветаевой, не были благостными, да и Сергей Эфрон какое-то время жил вне семьи. Слушала и думала, как сложна и непредсказуема человеческая душа, как неоднозначно можно трактовать людские поступки. Об Эфроне где-то я читала, что он, будучи советским разведчиком, поселился отдельно от семьи, чтобы не подвергать ее опасности. А отношения Марины и Али… Нет сомнения, что Аля во Франции испытывала материнский «гнет», бунтовала, уходила из дому, открывала на кухне газ, но как же все изменилось, когда она попала в лагерь и там узнала о самоубийстве матери… Видимо, что-то в ней перевернулось.

Ирина Емельянова в лагере, 1961

Руфь Вальбе

В письме к тетке, Анастасии Цветаевой, также находящейся в лагере, Аля пишет о Марине: «… я ее знаю, как будто бы сама родила ее… Я очень прошу Вас, Ася, пережить это тяжелое время, дожить до нашей встречи. Я решила жить во что бы то ни стало. Моя жизнь настолько связана с ее жизнью, что я обязана жить для того, чтобы не умерло, не пропало бесповоротно то ее, то о ней, что я ношу в себе».

О Руфи Вальбе, нареченной дочери Елизаветы Эфрон, публикаторе трехтомника сочинений Ариадны («История жизни, история души»), я уже писала, она дала мне интереснейшее интервью.[1] Эта на редкость стойкая женщина рассказывает в фильме, что Аля на допросе в подвалах Лубянки, не выдержав избиений и конвейерных допросов, оклеветала себя и отца, сказав, что оба они работали на французскую разведку.

Дорогие читатели, положа руку на сердце, кто бы из нас не признался в чем угодно, если бы к нему применили «физическое воздействие», а иначе пытки, практиковавшееся в органах с начала Большого Террора. И ведь у арестованных не было даже суда, чтобы на нем отказаться от данных под пытками показаний!

Один из участников фильма, Семен Виленский, говоря об Але и ее безмерной любви к «работнику органов» Самуилу Гуревичу, Муле, охарактеризовал Ариадну Эфрон так: «Это абсолютно несчастная женщина».

И снова начинаю размышлять. Конечно, какое уж тут счастье — 16 лет лагерей и ссылки? Но ведь была же у нее потрясающая любовь (и Муля, приехавший к ней в лагерь и спасший от смерти, фигура далеко не однозначная!), было дело ее жизни — продвижение к читателю стихов Марины Цветаевой, и было собственное творчество — воспоминания о матери, великолепные переводы французских поэтов!

Разве этого мало? Нет, не была Ариадна Эфрон «абсолютно несчастной женщиной».

Всю жизнь Ариадна защищала от нападок и наветов доброе имя своего младшего брата Георгия Эфрона, в 19 лет погибшего на Великой Отечественной войне. Его обвиняли в том, что он стал причиной самоубийства матери в Елабуге, Аля на это отвечала, что именно он, голодный и оборванный, в переполненных вагонах, вез через Среднюю Азию в Москву рукописи Марины, он сохранил их для потомков.

Фильм об Ариадне Эфрон, хотя и повествует о тяжелой судьбе, не ложится камнем на сердце. Ведь сама Ариадна Сергеевна была человеком светлым, веселым, разнообразно и ярко талантливым… перед такими Рок отступает.

Адище войны и мира12-серийный телефильм Сергея Урсуляка по роману Василия Гроссмана «Жизнь и судьба»

26.10.12

Этот фильм… Давно не видела ничего подобного. Удивляюсь и негодую, когда говорят: не то, у Гроссмана иначе.

Ну, во-первых, другой жанр: там рассказывается, здесь используются иные средства, и не только редкий по сплаву суперреализма и метафорики видеоряд, но и удивительное кино звучание — звук.

Даже просто звук речи, как же он играет! речь героев прерывается, иногда полу слышна, невнятна — и понимаешь, что не в ней дело, ты взгляни в глаза, посмотри на руки, на лица, на эти с трудом двигающиеся губы, уже словно разучившиеся произносить слова…

Штрум — Сергей Маковецкий

Но есть в картине и иные звуки. В нем звучит легкая музыка 30-40-х, смешной сентиментальный фокстрот — под эту трогательную мелодию в занесенном снегом парке объясняются немолодые семейные герои — физик-теоретик Штрум (Сергей Маковецкий) и Марья Ивановна (Анна Михалкова), жена коллеги и друга. А потом на киносеансе под торжествующий гимн советской жизни в исполнении Любови Орловой несчастный Штрум признается