Стриммер вдруг обратил внимание на легкую шероховатость на полу. Потолочные балки его кабинета зеркально отражали пол обсерватории, только пустоты были заполнены не штукатуркой, а половицами. Одна из досок расшаталась, и ее краешек торчал немного кверху. Стриммер встал на четвереньки и попытался ее приподнять. В скрытом под половицей тайнике лежала книга.

Тисненое позолотой название на корешке звучало таинственно: «Книга римских рецептов». Единственным намеком на личность неизвестного автора являлась довольно мрачная ксилография, изображавшая дьявола, который восседал на резном стуле с очередной монограммой под ногами. Положение тела — локоть упирается в колено, рука на подбородке — говорило о том, что это мыслитель, а по уверенному взгляду можно было судить о больших амбициях автора. В редких случаях Стриммер уже прибегал к помощи старинных научных трудов из подвала Ротервирдской библиотеки. По его оценкам, этой книге было не меньше нескольких сотен лет. На внутренней стороне обложки он обнаружил надпись от руки мелким шрифтом — чернила выцвели до лиловато-коричневого цвета:

Он перелистал страницы до тридцать второй, не обнаружив ни единого слова ни на одной из них. На каждой изображались одинаковые, отдельно стоящие квадраты, разлинованные на манер нотной тетради, только линий было не пять, а шесть, и они шли вертикально. В каждом квадрате — правда, всегда на разных линиях и в разных местах — было нарисовано по четыре цветных круга красного, белого, синего и коричневого цветов. И под каждым квадратом с одной стороны изображались некие существа или части тела (голова мальчика, коготь, перо) а с другой — их сочетание. Изящно прорисованные гротескные чудища танцевали на полях: кто с хвостами, кто с когтями или крыльями. Кроме того, на нескольких страницах были представлены стихии: огонь, молния, вода. Исключение составляла последняя страница, где под квадратами виднелись силуэты обычных с виду людей: солдата, служанки, шута и прочих типичных персонажей. Все рисунки были выполнены с необыкновенным мастерством, а цвета сохранили яркость, но, если не считать заголовка на обложке, в книге не было ни единого слова.

Может, это песенник, составленный по какой-то давно утерянной нотной грамоте? Но если так, зачем кому-то понадобилось его так тщательно скрывать? Какое-то время Стриммер размышлял о вероятности того, что диаграммы могли иллюстрировать ранние исследования ДНК, основополагающих частиц жизни, но нарисованные чернилами части тел и чудовищные гибриды людей, животных, птиц и насекомых казались чем-то фантастическим.

Стриммер сомневался, что книга могла представлять какую-нибудь ценность в наши дни, разве что из-за своей древности и мастерства художника, но таинственное название, загадочная подпись и иллюстрации подогревали его интерес. Стриммер вернул книгу на место, на всякий случай закрепив половицу получше. Он не забыл об исчезновении Фласка.

По пути домой Мармиона Финча распекала жена — за излишнее сближение с женщиной в два раза моложе его (Орелией Рок) и недостаточное сближение с новыми влиятельными членами ротервирдского сообщества (Сликстоунами). Наконец ему удалось укрыться в архиве. Представление Валорхенд впечатляло своим стилем и дерзостью, но Финча в первую очередь заинтересовал скрытый в нем посыл. В поместье жил великий ученый — что это за ученый? Был ли он владельцем зловещих книг в черном переплете или хозяином правильных книг в бежевом? А может, ему принадлежали и те и другие? Был ли он тем самым человеком, который открыл таинственную угрозу, заставившую грозную Елизавету Первую оставить Ротервирдскую долину разбираться со своими делами самостоятельно?

Финч пробежал пальцами по золотой цепи у себя на шее. Призрак… поезд… время… перемены…

Горэмбьюри обычно получал распоряжения через подчиненного, и поступали они в записках свирепой секретарши мэра, безоговорочный стиль которой вполне соответствовал сноркеловскому: «Налоговые поступления за прошлый месяц. Стол С. Немедленно!», или: «Рикша мэра. Облезла краска. Предпринять меры!»

В сегодняшнем приказе тоже нашлось место привычному восклицательному знаку: «Кабинет С. 10 утра, не опаздывать!»

Секретарша, с зачесанными назад волосами и бровями в виде нарисованных черным карандашом ниточек, коротко кивнула Горэмбьюри в знак одобрения — тот пришел вовремя. Она поднялась, разгладила юбку и открыла дверь.

Только было во всем этом что-то чудовищно неправильное. Его не заставили ждать.

Массивный двойной стол Сноркела стоял посреди синего ковра, точно корабль в море. Сноркел протянул ему выписку из банка — с личного счета Горэмбьюри, на которой розовыми чернилами было подчеркнуто зачисление в три гинеи.

— Ну?

Горэмбьюри уставился на выделенную строку, слишком удивленный происходящим, чтобы возмущаться вторжением в свою личную жизнь.

— Три гинеи? Понятия не имею, что это. Я никогда не принимаю денег от незнакомцев.

Горэмбьюри мог добавить, что незнакомцы денег ему никогда и не предлагали. Они с Мармионом Финчем считались самыми неподкупными горожанами.

— Не ври мне, Горэмбьюри! — Сноркел внезапно взорвался лицемерным возмущением. — Тебе дают полный пансион, надбавку на замену велосипедных шин и неприлично щедрые сверхурочные. Как ты только посмел так низко пасть!

Горэмбьюри подавил желание заметить, что ставка за сверхурочные была у него ниже обычной, но тут на помощь пришла его энциклопедическая память. Дата перевода соответствовала его встрече с…

— Тебе ни о чем не говорит имя миссис Бантер? — вовремя вставил Сноркел. Как и большинство взяточников, он становился безапелляционным судьей, стоило ему унюхать хоть малейший намек на нечистоплотное поведение других.

— Я сделал ей одолжение. Выдал пригласительный билет.

— Неужели, и куда приглашал этот билет? Сам-то ты в жизни вечеринок не устраивал.

— Произошла обычная канцелярская ошибка. Понимаете, она была вся в расстроенных чувствах, и я ее пожалел.

— Ты имеешь в виду, что отдал ей свое приглашение в поместье?

— Да, но я ведь и без него туда попал бы…

— Раздавать приглашения на чужие вечеринки — поистине королевский жест.

— Она живет совсем одна. Я просто хотел сделать доброе дело.

— Деньги — это бич нашего общества. Это прямая красная карточка, Горэмбьюри. Можешь собирать вещички и выметаться.

— Я честно работал на протяжении восемнадцати лет, трех месяцев и двадцати двух дней. Вы, несомненно, имели в виду выговор? — запротестовал Горэмбьюри. — Меня должны понизить в должности до канцеляриста в соответствии с «Рабочими предписаниями», верно?