– Что? О чем проговорился? – Теперь я говорил громко.

Я глянул на Барри, сидевшего с Луизой на диване. Он был пугающе серьезен. Она пыталась притвориться серьезной, но едва заметно ухмылялась.

– О чем проговорился? – спросил я. – Может, мне кто-нибудь скажет, о чем речь?

– Слушай, – сказал Дэн. – Эти каникулы – не просто совпадение. Мы это планировали, чтобы тебя увезти и сообщить одну важную вещь.

Я вспотел.

– Какую? Какую вещь? И что означает это «мы»?Еще одна пауза. Никто не мог произнести ни слова.

Тут Луиза подскочила в раздражении.

– Черт побери, Марк! Ты что, догадаться не можешь? Господи, тебе обязательно нужно, чтобы они сказали? Просто подумай, хоть раз в жизни. Посмотри на этих двоих. Они похожи на людей, которые еле знакомы?

– Нет, не похожи. – Сердце у меня неприятно колотилось. – Что происходит?

– Марк, – сказал Дэн, – нам нужно было сюда приехать, потому что мы решили, что так будет легче всего тебе сказать. Мы с Барри... в общем, мы любим друг друга.

Я застыл. Время замерло.

– О господи! Вы двое.

– Прости, – сказал Барри. – Надо было сказать раньше.

– Раньше? Вашу мать! И давно вы?.. Все трое поглядели на меня.

– Дэн – ты не... И Барри... Черт. Вы оба. Я не верю. – Я посмотрел на Луизу, надеясь, что она подтвердит: да, произошло нечто невообразимое, но она только улыбалась, глядя на меня так, будто хотела сказать: «Болван ты долбаный».

– Болван ты долбаный, – сказала Луиза. – Как ты мог не заметить?

– Заметить – что? Ну, то есть, я теперь заметил, но как я мог заметить?.. То есть, что было?.. Как?.. Вы... вы были... вы?..

– Голубые? – подсказал Дэн.

– Да? – спросил я.

Они переглянулись, а потом взялись за руки. В желудке у меня что-то странно зашевелилось.

– Так вы двое... вы – двое...

– Боюсь, что так, – сказал Барри. – Еще с Рождества.

– Что? На той вечеринке? Черт! Я не верю.

– Все началось в шестидесятых, когда Барри даже еще не родился, – сказал Дэн.

– Правда, просто поцелуй. А сексом мы впервые занимались в окопах Первой мировой, – сказал Барри.

– Господи! Господи боже! Дэн – ты же мой брат? Как получилось, что я ничего не знал? То есть – и давно ты?.. Ну...

– Можешь сказать, это не больно.

– Гей. Ты давно гей?

– С рождения, дорогой мой.

– Но когда ты?..

– Я раскрылся только год назад в Кембридже. Правда, Барри – мой первый настоящий любовник.

– Господи! Невероятно! А Барри... ты... Барри... какого?.. То есть – ты кто? Что происходит? Ты?.. Ты?..

– Кто?

– Бисексуал – ты бисексуал?

– Не знаю. Думаю, на самом деле я вот такой. – Он коснулся Дэновой ноги. – В школе слишком давят, – наверное, я потому и был немного слишком восторженный. Вообще-то женщины мне не особо нравятся.

– Это фаза, которую он прошел, – сказал Дэн.

– Ха-блядь-ха. Очень остроумно, – сказал я. – Что ж это вы такие самодовольные? По-моему, вы надо мной издеваетесь.

Дэн внимательно посмотрел на меня. Я посмотрел на него. Вся троица сидела напротив меня: Луиза с Барри на диване, Дэн устроился на подлокотнике, положив руку Барри на плечи. Я внезапно почувствовал себя будто на каком-нибудь собеседовании при устройстве на работу или вроде того. Будто они все были членами какого-то клуба, а я умолял меня принять. Мое смущение мгновенно испарилось, и я просто разозлился.

Я мрачно посмотрел на Барри.

– Это отвратительно, – сказал я. – Вы оба отвратительны.

Повисло долгое напряженное молчание.

– Думаю, тебе стоит взять эти слова назад, – сказал Дэн. – Это очень обидно.

Я тяжело дышал. И не мог заставить себя моргать помедленнее.

– Что значит – взять слова назад? Вы же знаете, что я говорю правду.

– Какую? – спросил Дэн. Я видел, что он тоже начинает злиться.

– Это отвратительно. Это неестественно. Ты украл у меня лучшего друга, превратил его в голубого урода, а теперь вы тут сидите и самодовольно хихикаете, какие вы умные и оригинальные.

Барри встал.

– Ты ревнуешь, – произнес он. Спокойно, но я почувствовал, что он разозлился.

– Нет – просто мне противно. Вы противны.

– Марк, прошу тебя. Не надо так, – сказал он.

– Это отвратительно, – повторил я.

Они смотрели на меня так, словно я был гигантской незваной мразью.

– Ты жалок, – сказал Барри.

– Я жалок? Ну и шуточки у тебя.

– Я знаю, почему ты так, – сказал он.

Я хрюкнул.

– Помнишь, когда мы первый раз встретились? – спросил он.

– Нет.

– В раздевалке, после регби, я тогда только пришел в школу. Мы ничего не сказали, но с тех пор стали друзьями.

– Что ты несешь?

– Я переодевался, а ты смотрел, глаза на полвосьмого, язык высунут, а член тычется в портфель.

Я не знал, что сказать.

– Помнишь? – спросил он.

– Отвали.

– Ты же знаешь, что я это не придумал. Почему, думаешь, я тебя выбрал в друзья? Я с самого начала знал, что мы... похожи.

– Что ты мелешь? Это я тебя выбрал в друзья. Ладно, неважно... Что значит «похожи» – ты хочешь сказать, я гей?

– Нет – просто мы оба несколько запутались. Поэтому и привлекали друг друга.

– Привлекали?

– ДА!

– Я тебя привлекал? – спросил я.

– Не так, как я тебя, но ты был ничего. Признаться, я предпочитаю твоего брата.

– Я, блить, не могу поверить! Все сразу. Это слишком.

– Марк, – сказал Дэн, – сразу ничего не происходит. Это все исключительно медленно разворачивалось последние два года, но ты был слишком туп, чтобы что-нибудь заметить, пока тебя не ткнули в это мордой. Чем, блин, по-твоему, я занимался столько времени в Хэрроу? Любовался архитектурой?

– Невероятно! Это просто чересчур. Поверить не могу, что мой брат и мой лучший друг – оба геи. Невероятно!

– Вообще-то ничего удивительного, – сказал Барри. – Ты классическая чайка.

– Никакая я не чайка.

Опять наступило молчание, а они меня разглядывали.

– Что такое чайка?

– Чайка – это, строго говоря, женщина, – сказал Дэн, – но вообще это любой натурал, который тусуется с геями, пытаясь сбежать от сомнений в собственной сексуальности.