Анастасия и Юля сидели на кухне и пили чай. Светлый стол на витых ножках, за которым они расположились, и такие же стулья были искусно подобраны и прекрасно вписывались в общий стиль интерьера помещения. Большое панорамное стекло-купе, выходящее на газон, за которым начинался палисадник, венчало общую картину. Створки были раздвинуты, и женщины сидели почти на улице, в саду. Все еще ярко светило солнце. Мать Дмитрия отпила глоток из чашки и лукаво посмотрела на Юлю своими глубокими голубыми глазами.

– Анастасия Владимировна, прекратите на меня так смотреть, мне неловко…

– Прости, ничего не могу с собой поделать. Просто я рада за вас.

– Почему вы позавчера уехали?

– Я должна была. Надо было оставить вас вдвоем. Дать вам во всем разобраться. Надеюсь, я таким образом внесла свою лепту.

– По-моему, я только еще сильнее запуталась. – Юля встала и вышла в сад.

Анастасия проследовала за ней. Дойдя до девушки, она встала напротив нее в ожидании, что та скажет.

– Теперь я совсем не знаю, что мне делать, – обратилась Юля к собеседнице.

– Юля, я вижу, что вас что-то беспокоит. Расскажите, может, что посоветую. Я не буду говорить об этом с Димой.

– Дело не в нем, а во мне. Сегодня Дима рассказал мне о себе. Все рассказал. О вас, о его отце, о вашем втором муже. – Юля посмотрела на Анастасию. – О своих делах. Я шла и слушала его, а сама про себя думала, как же так получилось, что мы еще и недели друг друга не знаем, а он так доверился мне.

– Мне это понятно. – Анастасия внимательно посмотрела на Юлю. – Юля, он влюблен в вас. С ним такого никогда не было. Я знаю Диму. У него это серьезно. Поэтому он и открылся вам.

– Так и у меня, похоже, серьезно.

– Тогда в чем же дело?

– В том, что все происходит совсем не вовремя. В тот момент, когда я потеряла себя. Я совсем не знаю, куда мне двигаться. И мне так страшно. – Юля заплакала. – Оттого, что я могу ошибиться. Ведь моя психика на пределе!

Анастасия подошла ближе и обняла девушку, а та уперлась лицом в грудь женщины, продолжая горько плакать. Мать Дмитрия нежно гладила девушку по волосам.

– Тише, все в порядке. Тише. Может, сейчас как раз, наоборот, самое время.

Постепенно Юля успокоилась и вытерла лицо ладонями. Женщины прошли вглубь сада к небольшому декоративному прудику, у которого стояла белая скамейка. Они сели.

– Анастасия Владимировна, вы меня простите за слезы. Сама не пойму, что со мной.

В последнее время меня постоянно одолевают сомнения: так ли я живу, правильно ли поступаю. Хотя, если откровенно, в глубине души я знаю, что на все эти вопросы ответ отрицательный. – Юля зажмурилась. – Я очень не хочу снова ошибиться.

Анастасия вздохнула:

– Дважды в жизни меня тоже мучили сомненья. В первый раз, когда я уходила от Диминого отца. Я очень любила Володю. Но понимала, что он плохой человек. Эта любовь долгое время заставляла меня быть слепой и глухой. А когда слух и зрение стали ко мне возвращаться, отнялась речь. Я не могла ничего ему сказать. Очень хотела, но не могла себя заставить. В этом состоянии я прожила довольно долго. А потом он в очередной раз сделал что-то, и у меня внутри все как отрезало. Причем не сделал ведь ничего особенного. Просто пролилась последняя капля. И я ушла от него. Диме тогда было восемь лет. Володя угрожал мне, что не отпустит так просто, что убьет. А мне было все равно. И когда он осознал, что со мной произошло, просто отпустил. А через несколько лет его не стало.

Женщина смела со щеки слезу. Этот рассказ давался ей нелегко.

– Во второй раз меня одолевали сомнения выходить ли мне замуж за нелюбимого человека, – продолжала она. – Это было очень трудное решение. Диме тогда было еще лет десять-одиннадцать, и я понимала, что мне одной будет трудно его воспитать. Но я все равно никак не могла переступить через себя. Представить, что каждый день буду засыпать в одной постели с нелюбимым человеком. А потом однажды утром, прямо как было с Володей, что-то взяло и переключилось в моей голове. Я подумала: а что есть любовь? Что мне принесла совместная жизнь с человеком, которого я так сильно любила, но который этого совсем не заслуживал? И была ли это любовь? Или просто временное помрачение, слепота. Почему же не впустить в свою жизнь кого-то достойного, кто, возможно, сам по себе и есть любовь? И знаете, я ни разу не пожалела ни о первом, ни о втором своих решениях. Так что знаю из личного опыта, как сложно стоять на перепутье жизни.

Юля задумчиво посмотрела на Анастасию:

– Моя мама запомнилась мне, как самый светлый человек, которого я когда-либо знала. Мы жили скромно, но наш дом всегда был наполнен любовью. Здесь, с вами, я в первый раз после детских лет испытываю такое же чувство, какое испытывала рядом с ней.

– А где ваша мама сейчас?

– Она умерла, когда мне только исполнилось шестнадцать.

– О, Юля, простите…

Юля положила ладонь на плечо Анастасии:

– Все в порядке. – Девушка на миг умолкла и посмотрела вдаль. – Моя мать узнала о том, что неизлечимо больна раком, когда ей оставалось жить всего ничего. Она вызвала отца, которого я никогда не знала, чтобы он забрал меня к себе, ведь других родственников у нас не было. Отец был богатым человеком и жил в Калифорнии. Он увез меня в Штаты якобы на каникулы, где вскоре я узнала о смерти мамы. Для меня это стало потрясением, изменившим всю мою дальнейшую жизнь. – Юля вздохнула и посмотрела на воду. – Я всегда хотела заниматься музыкой. Но отец считал, что я должна получить серьезное образование и почти сразу отправил меня учиться на факультет международной политики и экономики Миддлбери-колледжа в Вермонте. Это один из старейших ВУЗов в Штатах, он даже входил в пятерку лучших школ США.

Но ни политика, ни экономика никогда меня не интересовали. Я стала искать себя. Летом в Миддлбери для студентов работала русская лингвистическая школа. Я приходила на уроки просто, чтобы послушать родной язык, но скоро предложила свою помощь на занятиях, общалась со студентами, объясняла, переводила. Во мне открылась нетривиальная способность формулировать любую мысль доступно, четко, а главное, почти без задержки. Я начала развивать этот навык. Миддлбери-колледж один из немногих в США готовит синхронистов. Я прошла этот курс. Еще до его окончания я уже начала работать по этому направлению. А позже переехала в Вашингтон и стала тем, кем была до прошлой недели.

– Кем же, Юля? – Анастасия внимательно посмотрела в глаза девушке. – Кем вы были?

Та грустно улыбнулась:

– Странницей. – Юля сделала паузу. – Штаты мне не нравились. Они никогда не стали бы мне домом. У отца я жить не хотела. Он был человеком очень холодным. По правде говоря, я его даже немного боялась. Поэтому делала все, чтобы заработать себе на жизнь самостоятельно. Мне было нужно имя. И я бралась за любые заказы на мероприятиях, куда меня приглашали. Летала по миру. Но очень хотела домой. И одновременно боялась вернуться. Боялась, что воспоминания снова захлестнут. Да и долгое время не получалось. Вначале колледж, потом карьера. Вот уж что-что, а она у меня складывалась!