Зато спросил:

– Ты с ним спишь? – В первое мгновение я даже не поняла, о чем он. – Он вчера вернулся.

– Борис? Ты что, следишь за мной?

– Заметил его машину в переулке, вот и решил проверить.

– Тебя это не касается.

– Спишь или нет? – он говорил спокойно, но это пугало даже больше.

– Нет, – поспешно ответила я, злясь на себя.

– Похоже на правду. Вчера ему вряд ли что перепало. – Он убрал руку, завел двигатель и улыбнулся как ни в чем не бывало. – Ты придумала достойный предлог?

– Надеюсь придумать по дороге.

Я понимала, что веду себя неправильно. Надо было уйти… или хотя бы сказать ему, что его поведение мне не нравится, что он не имеет права говорить со мной в таком тоне… Вообще никаких прав не имеет…

– Мне сказали, что баба она довольно противная, – продолжал Ремизов. – Но я уверен, ты справишься. Я буду неподалеку. Когда закончишь, позвони.

Мы подъехали к трехэтажному дому, окруженному забором из металлических прутьев. Шлагбаум, въезд на парковку, рядом калитка. Возле нее Ремизов меня и оставил. Я нажала кнопку вызова и услышала голос консьержа:

– Вы к кому?

– К Маргарите Глебовне, четвертая квартира.

Щелчок, и калитка открылась. Небольшой дворик выглядел весьма привлекательно, подъезд был вообще выше всяких похвал: ковровая дорожка, фикус в кадке и консьерж в немного помятом костюме и при галстуке. Он молча мне кивнул, прохаживаясь по холлу, и указал на лестницу:

– Второй этаж направо.

Уже поднимаясь по лестнице, я с прискорбием констатировала: предлога для беседы я так и не придумала. Остается импровизировать. Как назло, Ремизов, точнее, его поведение занимало все мои мысли.

Двустворчатая дубовая дверь выглядела очень солидно, впрочем, как и весь дом. А вот хозяйка смогла удивить. На мой звонок дверь открыла тетечка лет сорока пяти, пухлая, вялая, с короткой стрижкой и таким количеством тату, что оно вгоняло в легкую оторопь. Металлом она тоже не пренебрегала: левая бровь, губа в двух местах и нос были украшены кольцами, видимо, серебряными. Пока я гадала, кто передо мной, тетечка буркнула:

– Проходи.

Я вошла, она окинула меня взглядом с ног до головы и спросила:

– Тебя как звать-то?

– Валерия.

– Понятно. Меня можно Марго. Ты из газеты? – Я вновь замешкалась, а она продолжила: – Я хочу за интервью триста баксов. Нет – значит, можешь не разуваться.

– Мне надо посоветоваться… – промямлила я. Как назло, в кошельке было негусто, впрочем, там редко бывает по-другому. Отпускные я еще не получила.

– Советуйся. Только не здесь. Деньги будут – заходи. – Она распахнула дверь, я оказалась на лестничной клетке и тут же позвонила Ремизову.

– Она требует денег. Триста долларов, – зашептала я, когда он ответил.

– Торговаться не пробовала?

– Как же, поторгуешься…

– Может, и хорошо… Бабки надо отработать. Дашь ей только половину, вторую – после вашей беседы, чтобы не вздумала дурака валять. Я сейчас подъеду, выходи к калитке.

Я вышла, Ремизов уже ждал меня, стоя возле своего «Лексуса». И сразу сунул деньги.

– Держи.

– Отдам, когда отпускные получу.

– Лучше не зли меня. Вытряси из этой бабы всю душу, так будет справедливо.

– Кстати, откуда такая корысть? Она же не из бедных?

– Вот и выясни. Удачи, милая.

Он поцеловал меня и сел в машину, а я бегом вернулась в подъезд. Тетка ждала возле двери.

– Ну?

– Хорошо, триста долларов, – я продемонстрировала купюры, Марго хотела взять их у меня, но я покачала головой: – Аванс – сотня. На случай, если вы расскажете лишь то, что и в Интернете найти несложно.

– Ладно, – пожала она плечами. – Заходи.

Квартира вызывала недоумение: и отделка, и мебель дорогие, но при этом вид она имела такой, точно здесь жило человек двадцать таджиков. В гостиной на мягких диванах – одежда, посуда и даже обувь, все вперемешку. Марго освободила для меня место, сбросив на пол ворох одежды, а два грязных блюдца определила на журнальный стол, заваленный книгами, дисками, палочками для благовоний и рекламными буклетами центра развития «Душа».

– Мое детище, – ткнув в буклет пальцем, сообщила Марго, плюхнувшись в кресло, единственное в комнате свободное от барахла, и откинулась на спинку, расставив ноги так, точно ехала верхом.

На ней были джинсы, узкие, едва доходящие до щиколоток, черная майка и невероятное количество бижутерии. Все эти бусики и подвески ежесекундно позвякивали, переваливались и перекатывались. Полные руки украшал как минимум десяток браслетов с черепами, шипами и драконами. Грудь у нее была маленькая, а на фоне объемного живота и вовсе терялась.

В целом Марго производила, мягко говоря, странное впечатление: мужиковатая и вместе с тем какая-то беззащитная, точно ребенок-аутист. Она явно задержалась в подростковом возрасте.

– Вы создали этот клуб? – решила я поддержать тему.

– Ага. Но бизнесмен из меня тот еще, ничего, кроме морального удовлетворения, центр не приносил. Позвала на помощь толковых ребят, через год пошли неплохие бабки, но меня к этому времени уже благополучно выперли. Только не подумай, что я жалуюсь. В этом мире все разумно: сильный поедает слабого. Ты-то небось это хорошо знаешь? – хмыкнула она.

– В основном понаслышке.

– Это потому что молодая. Я на этом свете живу дольше, и опыта у меня больше. Валяй свои вопросы.

Я включила диктофон, положив его на стол, ближе к Марго, и попросила:

– Расскажите о своем брате. Каким он был человеком?

Она пожала плечами:

– Неплохим, то есть не конченый засранец, как наш папаша. Это лучше не писать. Хотя пиши, пусть все знают. С отцом мы не ладили: не так живу, не так думаю. Эту квартиру он мне купил. Обставил по своему разумению. Верил, что делает доброе дело. Я в меру сил стараюсь, чтобы здесь все как можно меньше напоминало о нем. Папа пришел бы в ужас. С его точки зрения, так живут только свиньи. Наверное, я и вправду свинья, и мне это нравится.

«Продолжайте гордиться», – чуть не брякнула я.

– Виталька, само собой, был любимчиком. Точная папина копия. Не пьет, не курит, с утра до вечера в офисе, десять процентов на благотворительность, чтоб быть уверенным: и на том свете себе ВИП-место обеспечил. Отца все уважали, Виталика тоже. Уверена, сознательно он никакой пакости никому не сделал. Мальчик-робот с программой на добрые дела.

– Вы с ним дружили?

– В детстве – нет. У нас разница в возрасте – почти в пятнадцать лет. Папа всю жизнь мечтал о сыне, вот мама напоследок его и осчастливила. Когда он вырос, мы честно старались подружиться. Много раз.