Я помню ее энергетику. После поездки в Москву с Евгением, ее заряда мне хватило года на три. Я еще тогда решил, что этот город для меня. И вот эта мысль о том, что мой дом не будет моим, подтолкнула меня к другой мысли – о Москве. Я стал о ней думать. Это было просто – мы периодически созванивались с Евгением. Ему нравилась Москва, и скорость, и город, и друзья, и сам университет, и даже жизнь в общежитии в Ясеневе. Он рассказывал, а я все это живо представлял.

Однажды утром, собираясь на работу, я включил телевизор. Я редко включал телевизор по утрам, просто нет времени, а тут механически нажал на кнопку попавшегося под руку пульта. ТВЦ тогда был одним из немногих московских городских каналов, вещавших на всю страну. За утренними делами я не смотрел на экран, я просто слушал какой-то обычный сюжет об очистке тротуаров и дорог столицы от снега. Но случайно взглянув на экран, в ту же секунду увидел, как мой старший сын выходит из подземного перехода и идет дальше по улице. Был морозный день, а он без шапки. Сюжет был настолько коротким и неожиданным, но Евгения я узнал.

– Наташа, я только что Евгения видел по ТВ.

– Не может быть! Тебе, вероятно, показалось.

Я посмотрел программу передач – через сорок минут повтор сюжета, специально задержался дома и дождался. Да, наш Евгений шагает по улицам Москвы без шапки. Вероятность попасть на экран ТВ есть, но не такая уж высокая. Вероятность включить ТВ в определенную минуту и секунду – ничтожна! Вероятность того, что я включу именно этот канал, стремилась к нулю.

– Наташа, это похоже на знак.

– Какой знак?

– Пока не пойму, но я все время думаю о Москве. Я уверен, что я там нужен.

Наталья призадумалась:

– Может, командировка?

– Может быть.

– Я позвонил Евгению и отругал его за то, что он ходит в мороз без шапки. Он даже не пытался оправдываться. Просто спросил: «Откуда ты узнал?»

Я, сам того не замечая, стал моделировать ситуацию, и однажды пришла разнарядка: я собрался и поехал на учебу в таможенную академию.

Огромный город, суета, беготня, и опять я всюду успеваю. Учебный график по ускоренной программе, максимально сконцентрированный. Занятия с девяти утра до десяти вечера. Многое надо знать, многое понимать и многое уметь. Усталости нет. Я смотрел на своих коллег намного моложе меня: они уставали. Я не чувствовал нагрузки, и меня это поражало. У меня не было сомнений: Москва – это мое место. Мне не было необходимости включать интуицию, просчитывать какие-то варианты – все получалось само собой. Я опять вспоминал свои ощущения от тех мест, в которых я когда-то был. По всем параметрам снова выходило, что наиболее успешен я к западу от места рождения. Я вспомнил все свои охоты и рыбалки, все свои поездки на транспорте, все свои проколы колес и предпосылки авиапроисшествий. Все сводилось к одному: чем западнее перемещаюсь, тем больше нравлюсь людям, тем более я удачливый, более фартовый, как говорили старатели на севере, и более интуитивный. Москва была строго на запад от роддома на улице Комсомольской в городе Троицке, Челябинской области.

В один из вечеров, возвращаясь с занятий в таможенной академии, я решил немного изменить свой маршрут. Вдоль забора шла тропинка. Я проходил по этой тропинке много раз. Тропинка разветвлялась и вела к автобусной остановке, на которой была несуразная надпись: «На железнодорожный». Надо полагать, это была остановка автобусов, направлявшихся в город Железнодорожный Московской области. Я уже второй месяц ходил возле нее и каждый раз думал: «В этом городе когда-то жил мой сослуживец по Чукотке, капитан Леонид Киселев. Вот интересно, где он теперь? Скорее всего давно на пенсии, ведь уже столько лет прошло». Я смотрел на эту остановку и никогда не сворачивал на ведущую к ней тропинку. Вот и сейчас эта надпись попалась мне на глаза. Я опять дошел до развилки, остановился на долю секунды и свернул в сторону остановки. Леонид стоял на этой остановке, он был здесь впервые в жизни и через пару минут уехал на последней маршрутке. Мы успели обменяться телефонами.

Мысль о том, что я могу найти нужного мне человека, пришла не в этот раз, а намного раньше. Бабушка однажды сказала о ком-то: «Вот только подумала – и он и пришел». Уже не помню, кто именно, но вот эта ее способность вот только подумать, заинтересовала меня.

– А ты специально думала, чтобы кто-то пришел, или у тебя случайно получается?

– Нет, не специально, мысль как-то сама собой приходит – и человек вслед за мыслью.

Я пытался понять механизм. Человек идет к бабушке в дом, он-то точно знает, что увидит бабушку и, естественно, думает о ней. Она каким-то образом чувствует его мысли о ней, и в какой-то момент вспоминает этого человека. Может, имя, а, может быть, и облик, не знаю. Если человек не думает, бабушка не реагирует. Моя бабушка – приемник мыслей тех, кто про нее думает. Этот вывод я сделал достаточно рано, а после изучения физиологии, где даже самые хорошие учителя не дали мне однозначного ответа по поводу генерации наших мыслей, я решил, что головной мозг, мой собственный, а не мозг других людей – я ведь все воспринимал только через свои ощущения – устроен по принципу радиоприемника и радиопередатчика. Причем функцию радиопередатчика он выполняет, не имея свойства генерации сигнала – только ловит информацию из центрального банка и отражает ее в сторону конкретного объекта. Волны информации, как и обычные радиоволны, наполняют эфир, а я их ловлю, каким-то образом интерпретирую и получаю информацию – знания. В этом своем юношеском открытии я уверен и сейчас на все сто процентов. Если есть человек – источник информации, источник мысли, отраженный и направленный в мою сторону, – я его услышу, но нужно чтобы этот источник тебя знал и был настроен на твою волну, совпадал по каким-то критериям. Чем должен обладать человек, имеющий такие способности? Какой такой признак, какой критерий? Когда мать волнуется за своих детей, это волнение всегда обоснованное: есть сигнал, и он всегда достигает приемника. Я думал, что же связывает матерей и детей? Ничего, кроме как любовь, мне в голову не пришло. Я достаточно рано сделал этот вывод и понял: это крайне сложная задача – слушать и чувствовать людей, если ты их не любишь. И еще одна очень важная мысль: любовь должна быть естественной, не выдуманной, не навязанной. А просто как в жизни: родился человек, и мама его любит. Просто так, ни за что, без нотаций, наставлений и инструкций.

Я сначала в Библии прочитал: Бог есть любовь. И только потом понял эти слова и их значение: Бог нас слышит. Он слышит, потому что любит. Но чтобы я услышал Бога, нужна такая же настройка. Его надо любить – и я буду получать ответы на свои вопросы и советы, позволяющие мне избегать ошибок. Я тогда решил, что задача мне не под силу – я не Бог, чтобы любить всех и вся. Но я понял, что другого пути просто не существует. Ладно, думаю, хорошо. Он меня любит, значит, слышит, мало того – Он периодически дает мне знаки и подсказки, значит, я тоже люблю Его. Не знаю, не уверен, да скорее всего и не люблю. Я до сих пор не знаю, люблю ли я Бога. Я стараюсь выполнять его инструкции, но это не любовь, это просто понимание необходимости их выполнения. Похоже на синтетику. Кумира создавать нельзя, я это помню, надо сохранять критику ко всему, но критика бывает разная – конструктивная и нет. Кумир – вне критики, а значит – это опасно. Но другая озвученная в Библии мысль развеяла все мои сомнения: мы созданы по образу и подобию Его, а значит, если я люблю людей, то я люблю Бога. Не всего полностью, а только часть его, ту часть, которая находится в людях, которых я люблю!