Мне совсем не нужно об этом думать. Эти мысли не принесут ничего, кроме приглушённой, ещё не исчезнувшей боли. Тем более, мы с Даней сейчас видимся в последний раз, как я смею надеяться.

– Да? – хрипло выдыхаю в трубку и слышу чёткие указания, когда и куда нам повернуть при подъезде к посёлку, слишком хорошо знакомому мне с детства.

– Что там? – требует ответа Верниковский, когда я отключаю связь.

– Возле Красносельского повернуть направо. Помнишь, там, где дядька какой-то мёд продаёт?

– А дальше?

– Дальше скажет, куда, когда доберёмся и я ей позвоню.

– Хорошо.

Чёрта-с-два, хорошо! Меня вновь колотит крупной дрожью. Уж как-как, а вся эта эскапада не может быть названа определением «хорошо».

– Верниковский, а ты вообще наперёд не продумал варианты, при которых Света будет выкидывать такое и дальше?

– Продумал. Адвокат сказал, что будем пытаться лишить её материнских прав.

Не то чтобы я в этом сильна, но мне казалось, что сделать это не так уж и просто.

– Понятно. И ещё одно – ты мне вроде как гарантировал защиту от наличия в моей жизни матери твоего сына. А сейчас я сижу рядом с тобой в машине и мы едем прямиком к ней. Понимаешь, о чём я?

– Понимаю. Это в последний раз, Сонь. Обещаю.

Он снимает руку с руля, проводит дрожащими пальцами по ёжику волос. Хочется спросить, в кого Даня такой идиот, но я благоразумно молчу.

В тишине достигаем конечного пункта. Верниковский останавливается чуть в стороне, едва съехав с трассы на просёлочную дорогу. Смотрит на меня, и я набираю номер Светы. Снова слушаю её холодный голос, от которого по спине ползёт ледяная змейка ужаса.

– Сказала, чтобы я одна была. Обрисовала, куда идти.

– Куда?

– В дальнем конце посёлка чуть правее дом какой-то старый.

– Хорошо. Я рядом буду.

– Она сказала, нет.

– Я всё равно буду рядом. Просто стану держаться так, чтобы не заметила.

Даня подаётся ко мне, обхватывает ладонями мои ледяные руки. Шепчет едва слышное «спасибо», а мне бы поскорее с этим всем покончить и тоже уехать. Одной, забрав с собой Руфу. Куда-нибудь подальше, хотя бы на северный полюс, что ли…

– Давай деньги, и я пошла, – высвободившись, берусь за ручку на дверце.

Пока есть силы, и страх ещё не превалирует над желанием помочь.

– Я рядом буду, – снова заверяет Верниковский, вручая мне пакет с деньгами.

Даже неинтересно, во сколько Света оценила свободу собственного ребёнка.

– Ага.

Быстро захлопнув дверцу, шагаю по дороге в указанном Светой направлении. И когда до дома остаётся всего ничего, проверяю сообщения на своём телефоне.

«Соф, я ментов знакомых на уши могу поставить. Приедут, если скажешь, куда именно».

«Софа, только не молчи. Куда мне ехать?»

«Возьми уже чёртову трубку!»

Водопад сообщений и пропущенных звонков от Дарьялова, на которые я не ответила. Блин…

«Я уже на месте. Надеюсь, что всё произойдёт быстро».

«Мать твою, я чуть не поседел. Кинь мне точку, где ты сейчас. Я двигаюсь в сторону Выборга».

Я быстро, чтобы не передумать, бросаю Саше информацию о своём местоположении. А передумать хочется – потому что вроде как ввязала в это всё человека, который не имеет к случившемуся никакого отношения.

Впрочем, я, вроде как, не имею тоже. И потому сейчас понимание, что я во всём этом не одна, мне необходимо, как глоток свежего воздуха.

Иду в сторону обозначенного дома едва ли не на полусогнутых ногах. Страх охватывает всё сильнее с каждым сделанным шагом. Всё очень плохо, Соня. Очень. И тебе нужно об этом помнить и не надеяться на волшебника в голубом вертолёте.

По сути, этот мой альтруизм будет в любом случае не оценён. Но я понимаю сейчас Верниковского. Когда ребёнок становится заложником такой ситуации – каждая минута может стать фатальной.

Каждая.

Что толку сейчас размышлять о том, что можно было бы решить всё иначе, продлив агонию маленького мальчика? Да и не смогли бы мы это сделать – ни Даня, ни я, ни Дарьялов.

Именно на Сашу сейчас вся моя надежда, хотя втягивать его в случившееся мне, похоже, совсем не стоило. Но только от его образа, встающего перед глазами раз за разом, мне становится спокойно на душе.

– Заходи, – просто говорит мать Марка, когда достигаю того самого дома.

Приходится проморгаться. Света от фонарика слишком мало, а рассмотреть хочется слишком многое.

«Вторая семья Верниковского» отступает в сторону, и я пробираюсь мимо неё в нутро странного жилища. Кажется, что уже его видела, вот только понять бы – где?

За нами закрывается дверь. Ступаю по скрипящему полу, жадно, словно в последний раз, вдыхаю спёртый пыльный воздух.

– Вот деньги, – говорю как можно спокойнее, протягивая Свете пакет. – Где Марк?

Она не отвечает. Приходится попытаться рассмотреть хоть что-то в навязанной мне темноте.

Сына Верниковского нахожу взглядом не сразу. Он сидит в одном из углов и смотрит прямо перед собой. Когда вскидывает голову – вижу затравленный взгляд. Впрочем, он очень быстро сменяется болезненно-детским восторгом.

– Тётя Соня!

Марк вскакивает, устремляется ко мне. Застывает, когда его глаза находят Свету.

– Да, я здесь. Мы сейчас с тобой отсюда уйдём, – заверяю его, а сама в это не верю даже отчасти.

Деньги Света не забрала… Это ужасает больше всего остального.

– А папа? – тихо спрашивает Марк.

– Папа не смог приехать, но я тебя к нему отведу.

Встаю так, чтобы находиться между Светой и её сыном. ЕЁ! СЫНОМ! Чёрт бы всё побрал. Вот только это обстоятельство важно для кого угодно, но только не для «второй семьи» Верниковского.

– Вот деньги, – повторяю истерично. – Я забираю Марка. Мы уходим.

Едва ли не силой впихиваю в руки Светы пакет с внушительной, судя по толщине пачек, суммой. Сын Дани всё же бросается ко мне. Вкладывает маленькую ладошку в мою руку. Сжимаю детские пальчики с такой силой, что приходится удивиться – как их не сломала.

– Нет, так не получится. Я уйду первая. Потом выведешь этого. – Она кивает на Марка. – Мне ещё не хватало, чтобы у меня бабло в итоге забрали, когда вы на свободе окажетесь вперёд меня.

Фыркнув, Света впивается пальцами в пакет с деньгами. Отступает к двери, я же тесню малыша назад. И тут случается то, чего никто из нас не ждёт.

Мать Марка задевает чадящую лампу с керосином. Другого источника света здесь нет, но сейчас это совсем неважно. Та падает, разбивается и выплёскивает содержимое на пол.