Друзья Дианы тоже были веселыми, но многие из них покидали Лондон, прежде чем Наталья успевала как следует с ними познакомиться.

— Кузен Джон находится в воинской части в Дербишире, Руперт — в добровольческом полку в Глостершире, а Чарльз служит в Ричмонде, он гренадер, — перечисляла Диана в отчаянии, загибая свои ухоженные пальчики. — Скоро в Лондоне никого не останется. Даже девушки исчезли, как бабочки во время грозы. Все женщины устремились в госпитали или на перевязочные пункты Красного Креста во Франции. Тебе не кажется, что и мы должны сделать то же самое, Наталья? Отправиться во Францию?

— Я бы хотела помогать раненым в Сербии, — горячо сказала Наталья. — В «Тайме» пишут, что в Сербию направляется женский персонал шотландского госпиталя.

Диану одолевали сомнения. Сербия казалась ей далекой, крошечной и малопривлекательной страной.

— А я думаю, лучше работать в госпитале, устроенном в бывшем замке или казино, — честно призналась она. — Например, герцогиня Вестминстерская организовала госпиталь в казино в сосновом лесу. Туда бы я поехала, но не в Сербию.

Наталья же плакала, читая о том, что шотландские девушки уезжают в Сербию, покидая свой родной Саутгемптон. Ей казалось нечестным то, что они могли туда поехать, а она, одна из Карагеоргиевичей, — нет.

В сентябре Наталья совсем захандрила. В Сербии сентябрь был самым чудесным месяцем года, Гуляя с Беллой по Риджент-парку, она думала о том, что в это время на родине обычно уже собирали урожай и варили сливовицу, скот возвращался с летних горных пастбищ, и крестьяне в деревнях устраивали праздники урожая, пируя и водя хороводы под пьянящие звуки флейт и скрипок. Затем Наталья возвращалась к действительности, глядя на опрятных английских нянечек с детскими колясками, на аккуратные цветочные клумбы, где не было ни одного сорняка, ни одного выбившегося из общего ансамбля цветка.

В октябре стало еще хуже. В «Тайме» кратко сообщили, что в Сараево начался суд над виновными в убийстве эрцгерцога Франца-Фердинанда.

После этого Наталья ежедневно выискивала в газетах дальнейшие сообщения на эту тему, однако они лишь пестрели заголовками о сдаче немцам бельгийских городов и о победоносных боях на берегах Марны, но не было ни слова о суде над теми, кто разжег этот мировой пожар.

— Непонятно, — жаловалась она Диане. — Почему об этом ничего не пишут в газетах?

— Я тоже не понимаю. Спроси у отца. Он должен знать.

Отношения Натальи с отцом Джулиана в отсутствие леди Филдинг были вполне дружескими.

— В британских газетах не будут об этом писать, — сказал он. — Это австрийский суд, а Англия — воюющая с Австрией сторона. На суде нет корреспондентов от стран Антанты, поддерживающих сербов. «Тайме» могла бы перепечатывать новости из американской прессы, хотя сомневаюсь, что и корреспонденты оттуда присутствуют на суде. Вероятно, некоторую информацию черпают из австрийских или немецких газет.

— Тогда как же мне узнать о том, что происходит? — испуганно спросила Наталья. — Как я узнаю о приговоре?

Свекор слегка нахмурился.

— Неужели тебе так важно знать об этом, дорогая? Я не пойму, почему ты так этим обеспокоена? Что бы ни случилось с молодыми людьми, ввергнувшими Европу в кромешный ад, текущие события уже не остановишь. Победа на Марне, конечно, хорошая новость, но несчастные бельгийцы ужасно страдают.

Гент, Брюгге и Остенде уже пали.

К горлу Натальи подкатил ком. Джулиан строго ее предупреждал, что никто не должен знать о ее дружбе с Гаврило. Следовательно, у его отца не должно возникнуть ни малейших подозрений, и, значит, он не сможет понять ее страстной потребности знать подробности о суде. Она подумала, что сказал бы господин Филдинг, узнай он, насколько она была близка с обвиняемыми на процессе в Сараево. Но вместо этого Наталья спросила:

— Как же мне получить американские газеты?

— Не знаю, дорогая. Но имей в виду, что газеты из Америки доходят до Британии только через две недели, и поскольку суд начался, вполне возможно, он уже закончится к тому моменту, когда ты получишь промежуточное сообщение о нем двухнедельной давности.

Ничего не оставалось, как только с волнением ждать, когда «Тайме» получит информацию о суде от «Нью-Йорк тайме». Наталья подумала о том, как долго может продлиться судебное разбирательство.

В первую неделю ноября поступило сообщение," что Гаврило Принципа, Неджелко Кабриновича, Трифко Грабеца, Цветко Поповича и Васо Кабриловича признали виновными в предательстве и убийстве. Гаврило, Неджелко и Трифко были приговорены к двадцати годам заключения, Васо Кабрилович — к шестнадцати годам, а Цветко Попович — к тринадцати. Данило Илич, также признанный убийцей, и четверо основных пособников, обвиняемых в соучастии, уже достигли двадцатилетнего возраста и были приговорены к смертной казни через повешение.

Когда Наталья закончила чтение статьи, ее руки так дрожали, что она выронила газету. Кто были эти «основные пособники», которых собирались повесить? Кто такие Цветко Попович и Васо Кабрилович? Она никогда о них не слышала. Гаврило также никогда не упоминал имени Данило Илича.

Наталья обхватила себя за плечи руками, страстно желая, чтобы Джулиан был с ней рядом. Джулиан знал, как близко ее имя стояло с именами тех, кого назвали «основными пособниками», как близка она была к тем, кого на суде обвинили в соучастии. Он понял бы, какому удару она подверглась и в каком состоянии сейчас находится. Он смог бы, как всегда, ее утешить. Но все это были лишь тщетные мечты. Джулиана не было рядом, и он не приедет до окончания офицерских курсов.

Ночью, лежа одна в кровати, которую совсем недавно делила с мужем, Наталья прижимала к себе Беллу, стараясь отогнать кошмары мыслью о том, что Гаврило, Неджелко и Трифко не было среди приговоренных к повешению.

По ночам Наталья очень скучала и по сестре. Всю свою жизнь они ложились спать в одной комнате, хихикая и сплетничая в темноте, прежде чем уснуть. Теперь ей приходилось довольствоваться только письмами от нее, которые приходили с таким опозданием, что она не была уверена, продолжают ли ее мать и Катерина работать сестрами милосердия и находятся ли они по-прежнему в Белграде.

Час за часом она лежала в темноте, слушая ровное дыхание Беллы и стараясь представить, что сейчас происходит дома. Ей ужасно хотелось быть там. Поскорее бы закончилась война, чтобы можно было вернуться на родину.

К декабрю у нее появилась дополнительная пища для размышлений. Джулиан написал, что через месяц отправляется во Францию, но перед отплытием заедет на пять дней домой. Ей не только страстно хотелось его увидеть, но надо было также сообщить ему нечто очень важное. Наталья даже не знала, радоваться ей или пугаться. Она поняла, что забеременела.

Когда грохот разрывов усилился, Катерина и Зита выбежали наружу. Не только они были встревожены обстрелом. Окна в комнатах прислуги распахнулись, и показались лица обеспокоенных служанок. Дворецкий и два лакея также выскочили во двор вслед за Катериной и Зитой.