Избиение пленников под Азенкуром

Существовала опасность, что третья французская шеренга сможет перестроиться для крупного контрнаступления, поэтому не исключалась вероятность вражеской атаки силами до шестисот конных воинов. Эта контратака представляла бы смертельную угрозу для англичан: измотанные боем и уже не соблюдающие плотного строя на поле, они были весьма уязвимы для новой атаки французов. (А если бы нападение на лагерь совпало по времени с атакой тяжелой кавалерии, то опасность удвоилась бы.) В этот ключевой момент, когда над войском нависла угроза поражения, Генрих отдал приказ истребить пленников, оставив в живых лишь самых важных. Рыцари отказались выполнить распоряжение своего монарха. Частично это диктовалось как рыцарскими и нравственными соображениями, так и, в основном, собственными интересами: ведь пленные французы представляли собой весьма ценные трофеи, за которые можно было получить огромный выкуп. Третьей возможной причиной отказа выполнить приказ короля (она, правда, никем из современников и очевидцев битвы не упоминается, но должна приниматься к сведению) могло стать следующее: если бы англичане сами попали в плен к французам — до или после Кале, — то их, по всей видимости, ждала бы аналогичная участь.

Вышеупомянутый акт неподчинения не смутил Генриха. Он тут же передал свои указания сквайру и двумстам лучникам. Любой, кто посмел бы отказаться от выполнения приказа, сам себя обрекал на смерть. Кроме того, лучники не испытывали нравственных терзаний по поводу этой казни, как рыцари: в случае поражения их собственная участь оказалась бы такой же, что и у французов, причем независимо от того, убивали они вражеских пленников или нет. Лучники приступили к своим мрачным обязанностям. Итак, французские воины, сдавшиеся победителям на условиях сохранения жизни, были убиты. Большинству перерезали горло, часть согнали в амбар и заживо сожгли. Очевидец Жан Варен писал, что жертв обезглавили и безжалостно изуродовали.

Принятое историками объяснение зверств под Азенкуром вполне простое: Генриха беспокоило, что пленники, безоружные и лишенные шлемов, но все еще в доспехах, могли освободиться, смять охрану, захватить оружие, валявшееся повсюду в поле, и помочь французской контратаке. И все это могло случиться в тот момент, когда на счету у английского короля был буквально каждый воин. Вот в чем заключалась реальная опасность, и с такой опасностью, как мы уже видели, сталкивались и другие средневековые полководцы (хотя историки, занимающиеся Азенкуром, такую параллель почему-то не проводят). Некоторые современники и очевидцы событий с каждой из противоборствующих сторон четко объясняют ту возможную угрозу, которая исходила от пленников. В «Деяниях Генриха V» читаем:

Джон Хардинг и Томас Элмхем подтверждают эту точку зрения, причем второй пишет: «Многие новые боевые порядки вполне могли ввязаться в бой против измотанных битвой англичан… Англичане убили французов, захваченных в плен, чтобы уберечь свой тыл». (Согласно некоторым французским источникам, рыцари, которые, по мнению английского короля Генриха, собирались напасть на него, на самом деле покидали поле битвы, прикрывая с флангов арьергард войска. Причем эти же источники еще и возлагают на рыцарей вину за то, что они своим маневром спровоцировали резню.)

Историки, особенно французские, имели склонность весьма слабо увязывать между собой два факта в поддержку вышеупомянутого аргумента. Первый факт состоит в том, что Генрих уже принял к сведению проблему, связанную с пленниками. В ночь перед битвой он отпустил всех пленников, которых брал с собой в поход из Арфлера и которых собирался вывезти в Англию, чтобы держать там в ожидании выкупа, а французы пообещали вернуться к англичанам, взявшим их в плен, если их армия проиграет битву. Сделав это, Генрих, очевидно, не только высвобождал значительное количество собственных воинов (выполнявших роль стражников), но также избегал опасности того, что пленники в разгар битвы поднимутся против него с оружием. Во-вторых, блеск и великолепие рыцарства зачастую были лишь иллюзией: пленники, дававшие клятвы, очень часто их нарушали. Как упоминалось выше, некоторые дворяне «сдавались в плен по десятку раз». Это можно истолковать различным образом: например, в пылу битвы пленник отделялся от победителя и сдавался другому английскому рыцарю; или, что тоже вполне вероятно, пленник сбегал в суматохе боя, а потом вынужден был снова сдаваться, чтобы сохранить себе жизнь. Естественно, клятва рыцаря была священной настолько, насколько сам рыцарь ее соблюдал. В начале XIII века цвет французского рыцарства представлял Уильям де Барр. По меньшей мере в двух случаях он нарушил клятву и сбежал из плена. Весьма примечательно, что после Азенкура те люди, которых Генрих V отпустил на волю накануне битвы, сдержали свое слово: они позднее вернулись и сдались ему.

Поэтому безопасность французских пленников и поддержание их статуса невоюющих представляли собой подлинную проблему, подобную той, с которой Генрих уже сталкивался. Но такое объяснение является неполным. Все равно возникает ряд вопросов. Кристофер Оллманд в своей пользующейся авторитетом биографии Генриха V обозначает эти трудности и поднимает вопрос о фактических масштабах резни. Почему такое большое число пленников, к тому же в доспехах, не оказало почти никакого сопротивления, когда их начали убивать? Как Генрих сумел отрядить столько лучников для выполнения этого приказа? Не потому ли, что у них почти не осталось стрел для французской кавалерии? Число убитых тоже трудно определить: Генрих возвратился в Англию с более чем тысячей пленников. Скольких же тогда предали смерти под Азенкуром? (Оллманд, возможно, забыл об узниках Арфлера, которые явились после битвы.) Но наиболее уместен следующий вопрос: как, захватив до двух тысяч пленных, Генрих рассчитывал всех их убить за короткий промежуток времени до предполагаемой атаки французской конницы, отрядив на это совсем небольшую группу своих воинов? Как отметил Джон Киган, столь зловещее поручение предполагало — в чисто техническом отношении — весьма продолжительный период времени. Исходя из этого, он высказывает разумное предположение о том, что число пленников составляло несколько сотен, если не меньше.

Непрактичность этой резни на фоне продолжающейся битвы — столь непохожей на резню под Аккрой, Хаттином и Уотерфордом — вызывает вопрос относительно того, какие реальные причины побудили Генриха отдать такой приказ. И снова мы должны обратиться к урокам террора в средневековой войне. Генрих использовал террор по двум причинам. Во-первых, он демонстрировал пленникам, какая их ждет участь, если они задумают помочь своим при контрнаступлении. Ему хотелось заставить их ужаснутся, подчиниться и более не помышлять о сопротивлении. Во-вторых, что еще важнее, он сделал так, чтобы само избиение увидели в третьей французской шеренге: тем самым он предупреждал, что ее неудавшаяся атака закончится тем же. Французы ясно смогли увидеть, что произойдет с ними, попади они в руки англичан. Исходя из здравого смысла, Генрих даже послал к ним вестника, чтобы передать это послание. Некоторые источники открыто связывают массовые убийства французов с вышеизложенными доводами, например: