Животные, привезенные с загородных ферм, непрерывным потоком грузились на морские суда. Рядом протянулась живая цепь, состоящая из клерков, солдат и простых горожан. Она брала начало в недрах дворцовой библиотеки и заканчивалась в доках. Люди очень бережно, но проворно передавали из рук вруки драгоценные книги и свитки, которые затем складывались втрюмах кораблей. На пристани высились постоянно растущие горы узлов, корзин, ящиков и сундуков, приготовленных к погрузке. Здесь же стояли глиняные сосуды высотой с десятилетнего ребенка, наполненные оливковым маслом и вином. По трапам катили доставляемые фургонами бочки с водой.

Во время суматохи Лайам Кемпбелл подошел к Персефоне. Шотландец хотя выглядел усталым и деловитым, но не терял веселого расположения духа.

– Вы совершенно правы, милая. Смех полезен в любое время. Чудесный денек, не правда ли?

– Да, конечно. Как вам нравится то, что происходит вокруг?

Кемпбелл пожал плечами:

– Я ожидал худшего. Чем дольше я здесь нахожусь, тем больше убеждаюсь, что вы, акоранцы, очень похожи на моих соотечественников. Думаю, в ваших жилах течет шотландская кровь.

– Возможно.

Она села на кучу узлов и обмахнулась рукой. Лайам устроился рядом. Несколько мгновений они молча наблюдали за кипевшей в порту работой.

Наконец Лайам спросил:

– А где Атрейдис?

– Гейвин с гарнизоном. Они руководят движением судов в гавани, эвакуируют жителей дальних ферм и поддерживают общий порядок.

По правде говоря, она почти не видела Гейвина и безуспешно пыталась внушить себе, что к лучшему.

– Можно вас кое о чем спросить? – задал вопрос Лайам.

– Пожалуйста.

– Вы в самом деле думаете, что вулкан скоро начнет извергаться?

– К сожалению, да, – кратко ответила Персефона, решив не вдаваться в подробности.

Шотландец оказался на удивление приятным человеком, но существовали вещи, которые она не могла рассказать даже ему.

– Не знаю, – проговорил Лайам, подавшись вперед и опустив руки на колени. – До того как меня вынесло к вашим берегам, я некоторое время плавал в южных морях. Там очень много вулканов, и они время от времени извергаются, но их извержению предшествует целый ряд предупреждений.

– Каких именно?

– Землетрясения, выбросы пара, иногда – грязевые потоки, вслед за которыми появляются потоки лавы. Конечно, подобные события могут остаться без последствий.

Люди, живущие вблизи вулканов, просто не обращают на них внимания.

– Возможно, они демонстрируют напускное равнодушие, за которым прячется страх.

– Возможно. То же самое происходит с человеком, который свистит, проходя мимо кладбища.

Она удивленно взглянула на Лайама:

– Вы о чем?

– Люди боятся ходить мимо кладбищ и поэтому насвистывают, чтобы взбодриться. – Он на секунду задумался. – Впрочем, насколько я знаю, у вас здесь нет кладбищ.

– Почему же? Некоторые ксеносы изъявляют желание похоронить своих близких. Но я не понимаю, отчего люди боятся мертвецов.

– Я тоже. Ведь мертвецы – те же люди, только ушедшие в мир иной.

– Прекрасная трактовка, Лайам Кемпбелл.

– Спасибо, Персефона. Кстати, у вас красивое имя.

– Моя легендарная тезка приходилась дочерью Деметре, богине плодородия. Аид забрал Персефону в подземный мир, где вынуждал ее проводить несколько месяцев в году.

Лайам помолчал, переваривая услышанное, потом спросил:

– Кто же вас так назвал? Ваша мама? Персефона невольно улыбнулась, уловив в его голосе нотки испуганного удивления.

– Я думаю, ею руководили благие побуждения.

– Почему вы так решили?

– Легендарную Персефону помиловали, ведь первоначально Аид хотел оставить ее в подземном царстве навсегда.

– Но она освободилась не полностью?

– Нет. Ей пришлось смириться с такой жизнью. Более того, она начала находить в ней иположительные стороны…

Персефона осеклась. Она еще никогда и ни с кем не говорила о подобных вещах, и сейчас ей казалось странным, что ее вывел на такой разговор шотландец. Однако с его помощью она поняла нечто такое, чего не понимала раньше.

Что имела в виду мама, называя ее так? И почему она растила ее почти в полной изоляции от остального мира? Волей-неволей Персефона научилась рассчитывать только на себя и преодолевать практически любые препятствия, что воспитало в ней уверенность в собственных силах. Она не просто выживала, но и находила красоту и удовольствие в каждом дне.

Теперь же, когда она столкнулась с миром людей и, главное, познакомилась с человеком, который поколебал все ее представления о жизни, в ней открылись какие-то новые, еще не задействованные чувства и переживания. Она с трудом верила в то, что происходило в ее душе…

– Что случилось, милая? – участливо спросил Лайам.

– Нет, ничего. Простите, я, кажется, задумалась.

– Вы устали. Вам нужно отдохнуть.

Он прав, но она не могла уйти спать, бросив все дела. На пристань вышли люди, одетые в синие робы, – те самые астрономы, которых она видела несколько дней назад, ужиная вместе с Гейвином на крыше дворца. Они с крайней осторожностью несли большие, тщательно завернутые предметы.

– Телескопы, – тихо пояснила Персефона. – Видимо, они разобрали их на части.

Лайам встал, собираясь вернуться к работе.

– Надеюсь, они не пожалеют о сделанном, – бросил он. – Люди не обрадуются, если окажется, что все их труды оказались напрасными.

– К сожалению, такого не случится.

– Верю вам на слово. Вы уже знаете, на какой лодке поплывете?

– Да. На собственной, – без колебания ответила она. Ей и в голову не приходило, что она может занять чье-то место, когда у нее имелось свое транспортное средство.

– Я так и думал, – усмехнулся Лайам. – Говорю вам, милая, копните поглубже, и вы обнаружите, что у вас шотландские корни.

– Принимаю ваши слова за комплимент, Лайам Кемпбелл, Спасибо. Пусть вам сопутствует удача.

– Она всегда мне сопутствует, милая, – ответил он и зашагал в док.

Персефона осталась сидеть на узлах. Погода, как нарочно, выдалась великолепная: на ясном лазурно-голубом небе не видно ни облачка, в воздухе витал аромат лимоновых рощ. В такой день сам Бог велел влюбленным прогуливаться под ручку, детям – беззаботно резвиться, поэтам – мечтать, а старикам – нежиться на солнышке и вспоминать прошлое.