– Почему не все? Она сухо объяснила:

– Я не верю в то, что женщины воздвигли стену из огня, чтобы защититься от мужчин. И в то, что языки пламени поднимались выше самого рослого воина. А также в то, что огонь горел, не угасая, десять дней и ночей.

Гейвин остановил фаэтон и спросил:

– А в то, что Атрейдис перепрыгнул через костер, чтобы добиться расположения своей возлюбленной?

– В это тоже.

– Но он действительно добился ее расположения – нам доподлинно известно. И потом, древние свитки говорят, что здесь еще несколько лет оставались выжженные отметины. – Сойдя на землю, он процитировал: – «Пятнадцатый год после катаклизма: последние следы огня потускнели и перестали быть различимы».

Держась за его протянутую руку, Персефона легко вышла из фаэтона.

– Ты знаешь летописи наизусть?

– Несколько отрывков. Этот особенно врезался в память. – Он слегка смущенно добавил: – Я приезжал сюда десять лет назад и долго бродил по округе, надеясь обнаружить хоть какое-то свидетельство былых событий.

– Спустя свыше трех тысяч лет? Неужели ты всерьез рассчитывал что-то найти?

– Нет, но я очень хотел попробовать. Впрочем, кое-что я все-таки нашел. – Он указал на оливковую рощу, к которой они приближались. Персефона увидела искривленные стволы и серебристо-серую листву, блестевшую на солнце. – Деревья закрывают рельеф местности, но внешний край рощи образует кольцо, внутри которого наблюдается подъем земли.

– И что? – с искренним любопытством спросила Персефона.

– Под рощей находится холм. Видимо, деревья посажены на его вершине. Разумеется, ни одна из олив не восходит ко времени Лиры и Атрейдиса, но большинству уже несколько сот лет. Насколько мне известно, холм никогда не исследовался. Многие люди считают его почти священным и не хотят, чтобы его трогали.

Они вошли в рощу. Оливы с их раскидистыми ветвями и большими корнями нуждались в просторе, поэтому деревья располагались на приличном расстоянии друг от друга. Прохаживаясь между ними, Персефона заметила маленькие дощечки у основания многих стволов.

– Что за дощечки? – поинтересовалась она. Гейвин проследил за ее взглядом.

– Все деревья, которые ты здесь видишь, являются даром различных семей. Считается большой честью, если тебя пригласили посадить оливу. На дощечках написаны имена дарителей. – Он указал на одно из самых больших и старых деревьев, которое росло недалеко от них. – Вот посмотри. Здесь написано «Атрейдис». Значит, дерево посадил кто-то из моей семьи – судя по виду дерева, около ста лет назад.

– Хороший обычай.

– И практичный. Масло, отжатое из здешних олив, идет на заправку священных ламп по всей Акоре.

– Я слышала, что…

Она осеклась и уставилась на очередную дощечку, укрепленную поддеревом. Олива, на которую она смотрела, явно моложе той, которую ей показал Гейвин, но не менее крепкая. На дощечке стояла надпись: «Деймейдес».

Медленно выпрямившись, Персефона спросила:

– Как по-твоему, сколько лет этому дереву?

– Я не специалист по оливам, но я бы дал ему… лет пятьдесят.

Пятьдесят лет. Значит, полвека назад кого-то из семьи Деймейдесов удостоили честью посадить дерево в священной роще Акоры.

«Было время, когда фамилия Деймейдес звучала гордо».

Стоя под солнечными лучами, которые пробивались сквозь ветки олив, Персефона вдруг почувствовала, как в ней впервые робко зашевелилась надежда. Надежда на то, что слова о гордости фамилии Деймейдесов – правда.

К ним подошла женщина в алой тунике жрицы. Она поставила на землю корзину, вкоторую укладывала сорванные оливы, и улыбнулась Гейвину как старому знакомому. С приветливым интересом она поглядывала на Персефону.

Через пару минут улыбка сошла с лица жрицы, а сама она поспешила созвать остальных работников рощи, чтобы те послушали сообщение Гейвина.

– Я понимаю, как вам трудно, – обратился к собравшимся Гейвин.

Он стоял перед жрецами и жрицами, которые собрались по его просьбе и теперь слушали его речь. Двадцать человек – именно столько обычно работало в заповедной роще – внимали ему с напряжением. Десять мужчин и десять женщин, самый младший из которых был в белом одеянии, самый старший – в алом, смотрели на него во все глаза.

Персефона стояла рядом с Гейвином. Они отошли подальше от посетителей Заповедника, не желая пугать их неприятным известием. Очень скоро они узнают об извержении, но сначала Гейвин хотел оповестить тех, кто, как он надеялся, отреагирует быстро и эффективно.

– Все свидетельствует о том, что вулкан под Акорой скоро проснется, – продолжал Гейвин. – Мы не можем абсолютно уверенно утверждать это, но пренебречь предупреждениями – значит подвергнуться смертельному риску.

Люди зашумели. Как он и ожидал, у них появилось много вопросов.

– Когда началось его действие?

– Как вы обнаружили?

– Почему вы пришли к такому выводу? Гейвин поднял руку.

– Мы расскажем вам все, что знаем, но, к сожалению, у нас нет времени для долгой дискуссии. Несколько месяцев назад я убедился в том, что Акора меняется. Земля начала приподниматься – небыстро и незаметно, однако мои измерения подтвердили подобный факт. Примерно в то же время я обнаружил, что лавовые потоки, существовавшие на протяжении нескольких веков, увеличиваются в объеме.

– И вы никому ничего не сказали? – спросила женщина, которая первая с ними поздоровалась. Ее звали Рея, и она считалась самой старшей хранительницей рощи.

– Я сообщил о своих открытиях ванаксу и еще нескольким людям. Они велели мне продолжать исследования, что я и сделал. В конце концов я встретил Персефону, которая самостоятельно обнаружила те же явления, что и я. Мы объединили наши усилия и стали работать вместе.

– И сейчас вы оба уверены в том, что вулкан просыпается?

– Да, – ответила Персефона. – Хотя, как сказал принц Гейвин, абсолютной уверенности у нас нет. К сожалению, если мы будем ждать окончательного подтверждения наших догадок, мы не успеем спастись.

Рея нахмурилась, но не стала спорить.

– Вы говорите, что жители Илиуса уже в курсе? – спросила она.

Гейвин кивнул.

– Они уже начали готовиться к эвакуации. Несмотря на серьезность ситуации, один парень с ухмылкой заметил:

– Представляю, какая там поднялась суматоха! Небось купцы и хозяева магазинов бегают взад-вперед, не зная, за что хвататься…

Кое-кто улыбнулся, но большинство не восприняло шутку. Одна девушка проронила: