– М-м-м…

– Скажи, что согласна, – вроде как просит, но в тоже время такую страстную потребность выдает, что голос звучит требовательно.

Содрогаюсь, когда пресловутых мурашек становится слишком много. Инстинктивно ерзаю и трусь о сильное тело Артема. Ищу опору и поддержку. Чувствую ее. Поэтому выговариваю, будто в пучину с головой бросаясь:

– Согласна.

Взлетаю, будто птица…

© Лиза Богданова

– Все, дыши, – шепчет Чарушин мне в ухо, прикусывает его и смеется. Из-за грохочущей вокруг нас музыки слабо слышу, но очень хорошо ощущаю влажные и горячие вибрации его собственного дыхания. – Мы уже танцуем. Все, Дикарка, все. Дыши.

Как дышать, если он так откровенно прижимает? Ладони, с какой-то поразительной интимностью, давят на поясницу. Пальцы трогают, щупают, выражают больше, чем я могла себе представить… Артем возбужден. Он, что постоянно возбужден? Как не обнимет, чувствую его напряженную мужскую плоть. Твердую, будто кость. И отличительно горячую. Не знаю, кажется мне или в действительности через ткань прожигает повышенной температурой эта часть тела… Ясно понимаю лишь то, что я, как заметил когда-то Чарушин, становлюсь мокрой. Прямо сейчас. Осознаю, из-за чего это происходит, Артем не оставил мне возможности сомневаться.

Какие же темные эти ощущения…. Какие сильные…

Не могу остановить. Чувствую его, и внутри все качается. Да так, словно в шторм. Хлещет, щекочет, колит, жжется и зудит. Вроде как стремишься что-то сделать, чтобы облегчить. И вместе с тем не хочется, чтобы все это прекращалось.

Дыхание, конечно, возобновляется. Больше инстинктивно, когда организм уже протестует против кислородного голодания, которое я ему на нервной почве устроила. Но даже после этого голова не перестает кружиться. Возможно, потому что мы с Чарушин вращаемся… А, может, виной тому мои эмоции? Я ведь только от одного его запаха с ума схожу. Не просто привыкаю... Кажется, я стремительно вхожу во вкус.

Мои чувства углубляются и усиливаются. Моя жажда растет. Моя потребность становится всепоглощающей.

– Лиза… – выдыхает Артем. Не зовет, нет. Этим хриплым стоном словно дополнительно ласкает. А дальше вход идут руки – скользят по спине, губы – прихватывают шею, целуют, втягивают кожу. – Моя сладкая Дикарка…

Я уже не слышу музыку. Она мне не мешает. Я будто исключительно на Чарушина настроена. Безошибочно улавливаю все слова, движения, реакции и выдохи. Сама его обнимаю. Глажу затылок, шею… Колю пальцы о короткую, но жесткую щетину на подбородке. Все крепче прижимаюсь.

– Блядь… – хрипит Артем, и даже это сейчас звучит естественно. Совсем не критично и не оскорбительно. Особенно, когда он столь же тяжелым тоном добавляет: – Я люблю тебя… Лиза… – трется щекой о мою щеку и шумно втягивает воздух. – Я хочу тебя… Всю тебя хочу… Знаешь, как накрывает?.. Сам в шоке. Полный финиш.

Как я могу обижаться на подобные признания? Они меня смущают, конечно. Но одновременно и будоражат. Разогревают кровь до таких температур, о которых я раньше не подозревала. Меня будто жарит изнутри. Кожу жжет неистово. Кажется, я плавлюсь.

Чтобы хоть как-то успокоить сердце, кладу голову Чарушину на грудь и, прикрывая веки, делаю глубокий вдох. Расслабляюсь, потому что, несмотря на бурю все еще шокирующих эмоций, которые он у меня вызывает, доверяю ему. Главную роль играет даже не то, что он говорит, а то, что я чувствую. И он меня чувствует. Понимает. Тормозит все свои действия. Обнимает нежно-нежно, словно баюкает в этом странном для меня танце. И грохочущая музыка не способна разрушить наше единение.

– Тебе, должно быть, со мной очень скучно… – шепчу я многим позже.

В глаза Артему еще не смотрю. Просто выдыхаю свои страхи ему на ухо и припадаю губами к шее.

– Почему ты так думаешь? – спрашивает как-то настороженно.

Чуть ли не обижен на меня… Или я додумываю. Взгляд ведь поднять не решаюсь.

– Ты веселый, компанейский, свободный, – последнее с особым восхищением выговариваю. – А я… Я только слушаю тебя и не знаю, что говорить.

– Ты стеснительная. И, по чесноку, меня от этого капитально прет.

Только он это произносит, я вспыхиваю, словно спичка. Вся горю. Но заставляю себя продолжать диалог.

– Не только поэтому молчу… Чаще всего я, правда, не знаю, как реагировать. Просто не знаю.

– Ну и что? – все так же легко отзывается Артем, в то время как мне кажется, что Вселенная летит в бездну. – Мне не скучно, не выдумывай, окей? Я тащусь от тебя, – говорит быстрее и жарче. Искренне и сокрушающе. – Я готов сутками с тобой тусить. Если бы было возможно, каждую минуту своей жизни, понимаешь?

Понимаю. И верю. С огромным облегчением выдыхаю. Приподнявшись на носочки, тянусь к нему, чтобы с каким-то безумным порывом выразить все свои эмоции. Хотя бы так, раз сказать не могу. На мгновение задыхаюсь, когда Чарушин приподнимает над полом.

Контакт резко становится очень тесным и интенсивным.

Внутри меня что-то лопается и заливает грудь кипятком. Рвано выдыхаю, когда Артем откидывает голову, чтобы посмотреть мне в глаза. Затяжные секунды. Только я, он и огненные молнии между нами. Все системы организма тормозят. А потом, будто сигнализация включается. Они запускаются, но вместе с сиреной и противопожарными водяными струями. Воспламенение при этом все равно случается. И все живое во мне клинит, трещит и искрит.

Взгляд Чарушина соскальзывает ниже. Я рассчитываю выдохнуть и восстановиться. Но… Он смотрит на мои губы, и напряжение подскакивает до небес.

Не знаю, кто выступает инициатором, однако, поцелуй случается. Страстный, голодный и необычайно откровенный. Потому что я какие-то барьеры роняю. Ослабляю присущее телу сопротивление. Впервые сливаемся без всяких страхов, зажатости и смущения с моей стороны. Полноценно.

Взлетаю, будто птица. Ощущаю себя совсем другим человеком. Бесконечно счастливой и такой же свободной, как Чарушин.

Мы продолжаем целоваться. Уже неспешно, с наслаждением, крайне чувственно. И даже музыка меняется. В какой-то момент становится тягучей и романтической.

К тому моменту, как наши губы рассоединяются, кажется, что вкус Артема не только в моем рту остался, а пробивается даже в дыхании, парит в груди, теснится в сердце. Последнее вдруг ощущается таким маленьким. Не вмещает производимые мной эмоции. Натужно раздувается и горячо пульсирует – вот и вся его работа. Медленно, но верно – на износ.

Долго смотрим друг на друга, не замечая никого вокруг. Пока Чарушин не выдвигает:

– Пойдем за стол, надо отдышаться.

Опуская меня на пол, берет за руку и, как обычно, ведет за собой. Но и за столом, в компании его друзей, мы по-прежнему не отлипаем друг от друга. Даже Артем не в состоянии поддерживать общий разговоров. Смотрит на меня, непрерывно поглаживает бедро ладонью, иногда прижимается губами к моим губам.