– Напишешь? – с какой-то дрожью выдыхает.

– Конечно, – обещая, прижимаюсь лбом к ее переносице.

– Мне надо заходить, – напоминает, взволнованно.

– Заходи, – отзываюсь едва ли спокойнее.

Дыхание срывается, когда губами встречаемся. И еще пятнадцать секунд не можем расстаться. А потом еще пятнадцать… И еще…

Не говори мне!

© Лиза Богданова

Мы сходим с ума. Оба. В реактивном режиме.

Всю следующую неделю каждый день пропускаем по несколько пар, только бы побыть вдвоем. Я понимаю, что это плохо. Но стоит увидеть Чарушина, вся рассудительность летит в тартарары.

Где бы я ни находилась, он подлавливает и в каком-нибудь укромном уголке зажимает.

– Ты такая красивая… Я скучал, – шепчет глухо и отрывисто.

– Я тоже, ты же знаешь… – робко выдвигаю в ответ.

Если Артем не забирает меня после отбоя, переписываемся полночи. Иногда он отправляет «голосовые». Я использую наушники, чтобы слушать. Боже, да я все эти сообщения по сто раз гоняю. От звука его голоса мне сразу же становится жарко, а потом и вовсе тело напряженная дрожь разбивает. Сама я не могу ответить тем же способом. Большой риск, что кто-то услышит, если выдавать что-то выше шепота. Но пишу я Чарушину действительно много. Целые простыни. Текстом легче, чем голосом.

У него есть привычка потом что-то из моих слов зачитывать и, глядя на мою реакцию, уточнять какие-то моменты.

– «…Меня всегда пугало то, что говорят о тебе и твоих друзьях…», – цитирует в один из дней, когда мы, выражаясь его же словами, зависаем у него на даче. Я от сковавшей тело неловкости вся сжимаюсь. Делаю глоток чая, рискуя захлебнуться. Но сидеть смирно и выдерживать его взгляд слишком трудно. – Что это значит? Что говорят?

Я откладываю чашку, а Артем – телефон. Глядя мне прямо в глаза, гладит мои ноги. Очень далеко забирается. Выше середины бедер доходит. Инстинктивно ловлю его ладонь, когда она уже соскальзывает на внешнюю сторону бедра и почти добирается до ягодиц. Вцепляюсь рукой прямо через ткань юбки. Чарушин сразу же замирает. Улыбается, словно его все мои реакции лишь забавляют.

– Я же говорила раньше, что ты и твои друзья… м-м-м… – не могу выразиться, как раньше, а другие слова трудно подобрать.

Артем, видя мои потуги, только шире ухмыляется.

– Ну же, Дикарка, не бойся. Говори, как есть.

– Ты меня подстрекаешь? – недовольно щурюсь.

Он смеется.

– Вовсе нет. Просто хочу, чтобы ты сказала все, что думаешь. Что о нас говорят?

Ну, ладно. Сам ведь просит!

– То, что вы беспредельщики, бандиты, занимаетесь разбоем, ведете аморальный образ жизни, обижаете девчонок… – выпаливаю все на одном дыхании.

– Стоп, стоп, – с хохотом останавливает меня Чарушин. Наклоняясь ближе, впивается взглядом в глаза. – Давай сейчас по порядку. Ты думаешь, все это правда?

Я судорожно вдыхаю и сдавленно шепчу:

– Большая половина – так точно.

Лицо Чарушина становится серьезным.

– Почему в таком случае ты со мной? Разве для тебя все это не неприемлемо?

– С тобой?.. – еще более растерянно переспрашиваю я.

– Ну да, со мной, – невозмутимо отбивает Артем. – Сидишь же сейчас. Почти у меня на руках.

Да, так и есть. А еще его ладонь кончиками пальцем уже поддела краешек моих трусов. Я сдерживаю его весьма относительно. Не должна была позволять и половины того, что он делает. Даже за руку взять – по принципам моей семьи нужен определенный статус.

– Так что, Лиз? Почему ты молчишь? – допытывается как никогда внушительно.

Кажется, что у меня нет права не отвечать.

– Не во все верю.

– Во что тогда? Называй. Разбой? Блядство? Скотство? Ну?

– Второе.

– Блядство? – повторяя, с каким-то удивлением вскидывает брови. – Слушай, ну я тебе прямо скажу. Среди нас только один ебливый мудак имеется – Тоха. Конкретно повернутый на сексе. Остальные – по потребности. И никто никого всухую не использует. То есть я хочу сказать… – облизывая губы, закатывает глаза. Пока я пытаюсь врубиться в то, что он говорит, Артем явно перебирает все доступные ему слова. – Мы не обманываем девчонок. Все только по обоюдному согласию и без всяких ложных обещаний. У меня ведь у самого сестры, плюс Варя – ты знаешь… – вздыхает. – В общем, обидеть женщину для меня недопустимо. Понимаешь?

– Угу, – киваю я. Каким бы неловким не был этот разговор, я довольна результатом. – А почему твой друг встречается с Кариной, если ты говоришь, что любит он Варю?

– Бойка? – переспрашивает явно машинально. Ведь понятно, о ком речь. – Он дурак. В стадии отрицания.

– То есть как?

– Ну, он своего рода дикарь.

– Как я?

Смеюсь, потому что Чарушин реагирует хохотом.

– В другую сторону. Бойка – Маугли. У него все прямо по курсу, – прищуриваясь, рубит ладонью воздух, чтобы указать направление. – Если не удается пробить стену, сбоку он не пролезет. Будет долбиться, пока не расшибет лоб. Вот прямо сейчас он стоит перед этой стеной, обливается кровью и делает вид, что ему не больно.

Я содрогаюсь всем телом.

– Ужас какой…

Незаметно для себя отпускаю руку, и Артем тут просовывает ее дальше. Глядя мне прямо в глаза, сжимает мою ягодицу.

– Ты… – вырывается у меня. – Ты заговорил меня!

– Да… – довольно усмехается Чарушин. Подергивая бровями, еще и кивает. – Но темы важные обсудили. Попутно, – замечает уверенно. И тут же акцентирует: – Еще момент.

Глубоко вдыхая, замолкает.

О чем думает?

Я не выдерживаю этой тишины.

– Какой момент?

Артем подтягивает меня все ближе и ближе, мы почти сталкиваемся, несмотря на то, что я выставляю руки и упираюсь ладонями ему в грудь.

– Ты как будто не уверена в том, что происходит между нами, – выдыхает он. – Все серьезно, Дикарка, – выдвигая это заявление, прижимается к мои губам своими.

Я уже сознательно принимаю Чарушина. Охотно впускаю в рот его язык. Касаюсь своим. Двигая, вступаю в характерный страстный танец. Мне нравится, что Артем всегда ведет и задает такт, но при этом он очень нежный. Даже когда действует нахально. Я загораюсь и плавлюсь в его руках.

Наше дыхание сбивается и становится шумным. Помимо него разные голодные звуки издаем. Нам обоим вкусно от этого безумного контакта. Мы не хотим останавливаться. Удовольствие сражает и стирает все мои страхи. Я обхватываю лицо Артема ладонями. Сама к нему прижимаюсь. Облизываю его губы и мягко всасываю нижнюю, так, как делает он сам.