— Ты не виновата, что он не смог найти страсть в чем-то еще.

— Это не имеет значения, — спокойно пожала она плечами, — я его выбрала. И я буду с ним до конца.

Мы помолчали немного, и впервые это молчание было легким. Нет, я не питала иллюзий, но она не врала. Хотя мне уже было все равно. Я не буду вилять хвостиком просто потому, что меня вдруг погладили. Хотя обед вышел на удивление умиротворяющим. Только длился недолго, потому что нашу идиллию вдруг нарушил Дэниэл.

— Доброго дня, дамы. Простите, что нарушаю ваше уединение, — сверкнул белозубой улыбкой моей мачехе. — Элеонора, вы как всегда прекрасны.

А я видела — она расплылась ему в усмешке, продолжающей суть нашего разговора.

— Здравствуйте, Дэниэл, — держалась великолепно, кивая ему учтиво. — благодарю вас. А мы как раз с Даной говорили о вас.

— Правда? — усмехнулся он и повернулся ко мне: — Дана, у меня для тебя подарок. — И он извлек из пиджака небольшой квадратный футляр. Я невозмутимо поднесла к губам сигарету и затянулась, даже не глянув на то, что там оказалось под крышкой. — Дана?

— Я не ношу кольца, — скосила глаза в сторону подарка. Какой-то огромный белый булыжник, сверкающий даже без солнца.

— Ну, значит, будешь носить с этого дня, — скалился он. — Примерь.

— Дэниэл, — вступилась Элеонор, — кольцо чудесно, но дай Дане время, будь добр. Она ценит людей не за подарки, и это — ценнейший подарок тебе самому, если сможешь оценить.

Невозмутимо отвернулась, но застывающую камнем маску на лице мужчины уловить успела. Пришлось признать — красиво она его уделала. Послышался смешок.

— Хорошо, но я все равно оставлю подарок, надеюсь, Дана снизойдет до его демонстрации. Мы же все помним, что не ценить друг друга тут собрались, а решать вполне деловой вопрос.

— Ну так бы и начал, к чему эти реверансы? — обернулась и посмотрела в его глаза.

— К тому, — и он склонился ко мне, хватаясь за мой стул, — что я демонстрирую тебе свое расположение и надежду, что ты перестанешь бесстрашно крутить носом. — При этом смотрел на меня такими злыми глазами, что захотелось зарядить ему чашкой с чаем, который сжимала в руке. — Если тебе не сказали о сути сделки, это не значит, что тебя это не касается. Поэтому надевай колечко, милая, и начинай репетировать улыбку…

Он выпрямился, обращаясь теперь к нам обеим:

— …Если я расторгну помолвку и договоренности, вашу семью уже ничто не спасет.

Когда стук двери поставил точку в его визите, мы с Элеонор переглянулись.

— Папа сам выбирал? — усмехнулась я. — А что за сделка?

Элеонор нахмурилась и затянулась. Я уже было подумала — не ответит.

— Руперт и отец Дэниэла в свое время много вложили в этого засранца — образование, связи… Теперь, когда Дэниэлу открылась дорога наверх, Руперт ожидает благодарности в виде твоего обеспеченного будущего.

— Ну и его заодно, — передернула я плечами.

— Есть надежда — да, но это никак не возместит твоему отцу потерю бизнеса. — Она снова затянулась. — Знаешь, а я питаю надежду, что, может, он перестанет уже нервничать, рвать жилы с этой своей компанией. Подбираю домик у моря на склоне, уговариваю его отпустить эту ситуацию и просто наслаждаться жизнью… Как бы там ни было, по миру мы не пойдем. У меня достаточно и сбережений, и предметов искусства, чтобы прожить безбедно не один десяток лет…

Я слушала ее и еле сдерживала удивление, пытаясь остаться равнодушной. Похоже, эта женщина действительно очарована моим отцом, нашла себе в нем что-то такое, ради чего готова терпеть меня и его вместе взятых.

— Звучит заманчиво, — осторожно улыбнулась. — Надеюсь, папа тебя услышит.

На этом она погрустнела, и наш обед подошел к концу.

У меня было совсем немного времени на одиночество, а уже к четырем стали стягиваться гости.

Атмосфера пафоса расцвела буйным цветом, сводя на нет очарование места. Заиграла классическая живая музыка, коридоры наполнились гулом голосов — громких и дребезжащих. От чьих-то вскриков я постоянно вздрагивала — они слышались даже через плотно закрытые двери.

— Гости расселяются, — поморщилась Элеонора, — прикрывая за собой двери. — Но твой оборотень молодец, после его сигаретки и чая мне уже все равно.

Я усмехнулась отражению в зеркале. Жаль, Медведь меня не видит. Элеонора поработала отлично — костюм, как и я, будто делал вид, что играет по правилам, но удлиненный пиджак, широкие брюки, открывающие лишь носы лакированных ботинок, и особенно длинный вырез чуть ли не до живота бросали вызов взглядам.

— Как его имя? — подошла Элеонор сзади и глянула на мое отражение в зеркало.

— Сезар.

— Представь, что это он сегодня рядом, и праздник — ваш, — улыбнулась она. — Я разговаривала с Рупертом. Он уже не так уверен во всем этом… Хоть отыграть нельзя, дату свадьбы он пока отказался называть.

— Думаю, после этого громкого вечера семейство Стоун вам горло перегрызет, если включите заднюю.

Даже с этой точки зрения мой побег будет лучше — можно все свалить на меня.

— Ничего там страшного нет для нас. Отец думал, что старается для тебя. Пошли?

Я кивнула. Долго прятаться тут все равно не выйдет, хоть и хотелось. У двери номера я обернулась. Да, глупо… Но в этой атмосфере, где каждый — чужой и будет смотреть на меня и оценивать, как товар, мне хотелось хотя бы намек на какое-то тепло поддержки.

— Спасибо, Элеонора, — кивнула мачехе, и та улыбнулась в ответ.

И началось. Уже в коридоре на меня налетели родственники Стоунов, пожелавшие первыми поздравить с «лучшим событием в моей жизни». Две пышные тетушки-курицы, сестры миссис Стоун, наперебой заламывали руки от соболезнования по поводу пережитого, возмущались бессердечностью правителей Аджуна и моей худобой.

— Элеонор, этот пиджак делает из Даны истощенную голодом лань!

— Она великолепна в этом пиджаке, — заткнула ее мачеха. — И у нее безупречный вкус.

Нет, определенно, даже если она играет — это мне только на пользу. Можно спускать мачеху впереди — перегрызет за меня всем глотки.

— Дамы…

Или не всем…

— …Дана, — Дэниэл оскалился, — великолепно выглядишь. Я съежилась при его приближении, молча глядя не него. А он протянул руку, ожидая: — Познакомилась с моими родственниками?

— Да. — Я жалобно глянула на Элеонору и вложила свою ладонь в его холодную руку. Жесткие пальцы тут же сжались на моих тисками, и Дэниэл повел меня в зал, склоняясь ниже: — Кольцо надела?

Я молча продемонстрировала ему другую руку.

— Мне даже нравится, что ты почти не говоришь, — усмехнулся он с издевкой.