Было далеко за полдень, когда Джой достигла предместий города. Волки остановились раньше, чем он, опасаясь жилищ человека в дневном свете. Люк проследовал дальше, пока не увидел, что Джой достигла подстриженной лужайки домика. Даже люди, мимо которых шла Джой, не видели его. Она, казалось, тоже не замечала их, когда прошагала до широкого крыльца, прислонившись в чрезвычайной усталости к двери прежде, чем открыть ее и исчезнуть внутри.

Он стоял позади деревьев в течение долгого мгновения, жестоко раздираемый противоречиями, стремясь идти к ней снова и зная, что не может так поступить. Однажды он уже совершил эту ошибку. Наконец, он подчинился молчаливому зову своих братьев и вернулся назад в лес, присоединяясь к ним, пока они нетерпеливо ждали среди полос света и тени, испещряющих лесной ковер. Не ответить на их призыв было невозможно, и он не сопротивлялся ему.

Как и прежде, он бежал, чтобы ее запах не касался его ноздрей, чтобы забыть чувство ее тела в своих руках, хотя теперь он бежал не один. Волки прыгали и бежали вокруг него, и он разделил лидерство с альфа—волчицей стаи, когда они покинули испорченные человеком земли и возвратились под защитный покров его владений.

Они бежали, затем замедлили темп, дожидаясь заката, потом ведущая волчица поймала след добычи, и они включились в охоту. Олень, который бежал перед ними, неосторожно получил царапину, но был быстр и отважен, несмотря на недостаток, который сделал его добычей волков. Они взяли шанс, что дала им природа, чтобы стать сильней, освобождая племя оленей от слабых и больных.

Сегодня охота была успешной, хотя так бывает не всегда. Люк сидел в стороне, пока волки пировали, даже возбуждение и истощение от долгого бега не освободили его от ее присутствия. Волки знали это, они поглядывали на него и держали дистанцию, заискивающе порыкивая, когда он к ним приближался. Он всегда был несколько отдален от них, но сейчас чувствовал себя поистине одиноким. Теперь было только одно средство от одиночества, раз и навсегда.

Люк ударил кулаком по изломанной поверхности скалы, на которой сидел. К текущему моменту он уже усвоил урок. Он заплатил — и заставил ее тоже заплатить — за то, что проигнорировал предупреждение, которое подсказывали чувства. Она думала, что он сумасшедший или того хуже, и у нее были все основания так полагать. Эта мысль причиняла больше боли, чем он думал. Никакая другая женщина никогда не могла заставить его испытывать подобное. Он должен забыть о ней, как и сказал Джой забыть о нем.

Но теперь он понимал до мозга костей, что Джой не была обычной женщиной. И он узнал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что несмотря на его предупреждения и угрозы, она не оставит свою сумасшедшую идею, в которой он обещал свою помощь. Как легко он дал это обещание, когда думал, что может взять ее и потом расстаться, как с любой другой женщиной.

Ее слова эхом отозвались в его голове. «Трус». «Действительно ли он был трусом? Не решаясь рискнуть, чтобы помочь ей после того, как дал свое слово? Но все было не так просто. Он уронил голову на сложенные руки и вздохнул. Она могла потерять так же много, как и он. А он мог потерять все».

Впервые за многие часы сознание Люка стало работать в ритме холодной логики. Он знал, что она сделает то, что запланировала, без его помощи, как и грозилась поступить. Таким образом, все сводилось к двум рискам, которые казались одинаково ужасными: возможности потерять её жизнь и вероятности того, что он лишится рассудка. Он мог достаточно легко помешать ей пройти по его землям, но она найдет другой путь обойти их, затягивая поиски до опасного времени, когда выпадет первый снег. Он мог бы позволить ей идти одной, но знал, что не сможет выкинуть ее из головы, и мысли о ней сведут его с ума. Он не мог позволить ей умереть потому, что отказал в помощи, которую мог дать.

Решение, к которому пришел Люк, было столь же неизбежно, как появление луны на вечернем небосклоне. Оно не принесло ни облегчения, ни радости, но это было все, что ему оставалось.

Волки расходились, наполнив животы едой. Они подошли к нему, чтобы отдать дань своего уважения, наклоняя головы и прижимая уши, начиная от альфа—волчицы до самого низкого по рангу животного в стае. Люк встал, чтобы засвидетельствовать это, утверждая свое господство взглядами и жестами — волки с легкостью понимали этот язык жестов, сложившийся за годы длинных дружественных отношений. Потом он отпустил их, и они сорвались с места, чтобы найти пристанища для отдыха, а он стоял и наблюдал, как они исчезали в глубоких тенях леса.

Люк запрокинул голову, чтобы почувствовать холодный воздух вечернего бриза. С внезапной дрожью волнения он вспомнил парней на озере, бандитов, которые напали на Джой. Он был слишком озабочен другим, чтобы подумать о том, как лучше разобраться с ними, но теперь у него были время и желание, чтобы решить эту небольшую проблему. Волосы на затылке поднялись дыбом. Джой думала, они получили урок, но он сомневался в этом. Очень сильно сомневался. Они должны были хорошенько запомнить, отпечатать навсегда в своих ничтожных дефективный мозгах, что никогда, никогда больше не должны появляться на его земле. И никогда не трогать Джой Рэнделл.

Крик триумфа, пойманный в ловушку его горла, вырвался на свободу. Обнажая зубы в ухмылке, Люк повернул в направлении города. Впервые за очень долгое время возникло хоть что—то, что будет легко осуществить, и это принесет ему немалое удовлетворение.

— Джой, ты вернулась! — звук подлинного удивления в голосе Мэгги заставил Джой практически вздрогнуть, пока она забиралась на табурет в баре.

Джой заставила себя улыбнуться.

— Ты кажешься удивленной, Мэгги. Большой Нехороший Волк, в конце концов, не съел меня, — Мэгги вспыхнула до корней вьющихся волос и скрыла замешательство быстрым движением, наполняя стакан Джой ее любимым белым вином.

Пользуясь кратким затишьем перед неизбежным объяснением, Джой позволила голове упасть на сложенные руки, опирающиеся на поцарапанную поверхность барной стойки. Она была все еще истощена от вчерашних событий, даже несмотря на то, что упала на кровать сразу, как только достигла безопасности домика. Она едва замечала любопытные лица гостей, пока брела к своей комнате, сбросила грязную одежду и провалилась в сон.

К счастью, ей не снились сны, как будто все запасы ее интеллекта и эмоций высохли. Она проспала большую часть дня, пробудившись от солнечного света, затопляющего комнату, сильно сознавая, насколько нуждается в хорошем душе. Тем не менее, ей понадобились все силы, чтобы смыть грязь и пот с тела и заставить себя съесть скудный ужин в своей комнате.

Она подчинилась скорей инстинкту, чем логике, оказавшись здесь, в «Рыжике». Сильный запах вина заполнил ноздри Джой, когда Мэгги поставила стакан у ее локтя. Рыжик ничего не сказала, но Джой не должна была видеть лицо, чтобы знать, что подругу распирало от вопросов. Джой снова улыбнулась, отмахиваясь.

— Не смотри так мрачно, Мэгги. Я в порядке. Все прекрасно, — она нацепила самую сияющую улыбку, которую сумела изобразить, и выпрямилась, чтобы разглядеть свою подругу. — Все идет по плану, благодаря твоему предложению. Я, наконец, буду в состоянии осуществить свою экспедицию.