София нисколько не сомневалась в пользе насильственного воспитания. Мужчин, в конечном счете, это настолько улучшало, что они, несомненно, должны были испытывать удовольствие от результата.

Молли, герцогиня Хайд, оценила обстановку. Она видела, как ее сыновья, стараясь поменьше привлекать внимание, что вряд ли было возможно, встали и вышли из гостиной. Взгляд, которым она обменялась с мужем, показывал, насколько герцогиня возмущена. Все же она старалась вести себя так, чтобы праздник Айвстона не был нарушен столь странным событием. Но тут на ее глазах Айвстон встал и вышел, за ним последовал Джордж Грей, а затем ухмыляющийся Пенрит.

Чем ближе к полуночи, тем больше все в этот вечер выходило из-под контроля. Даттон поднялся, чуть не опрокинув стул и стоявшего за ним лакея, и вышел через парадную дверь в Голубую гостиную. Можно было подумать что он не собирается искать Луизу, так как все обратили внимание на то, что она вышла из Красной гостиной через дверь, ведущую в гардеробную. И если София не ошибалась, а она в таких случаях никогда, не ошибалась, раздался достаточно характерный звук удара тела о дверь.

И любому, даже самому неискушенному очевидцу стало понятно, что это был за звук.

А уж София определенно была знатоком в такого рода делах.

Итак, усмехаясь, она просто последовала за теми, кто отправился на поиски Луизы и лорда Генри.

Вечер, похоже, выдался занимательный и незабываемый, в точности как она ожидала.

Блейкс великолепно целовался. Луизе не с кем было сравнить, но он определенно знал, что делал.

А вот она уже не была уверена в том, что творит.

Чем бы она ни руководствовалась до того момента, как оказалась наедине с Блейксли, все меркло в сравнении с возможностью целовать его и получать ответные поцелуи.

Он очень, очень хорошо все делал.

Казалось, лорд Генри был даже слишком настойчив в демонстрации своего таланта, но, странно, теперь он продолжал отстранять ее, поднимал голову, отталкивал ее руки от своего чудовищно толстого жилета. И все для того, чтобы сказать удивительно бессмысленные слова.

— Если нас увидят, вы пропали, — повторил он уже не в первый раз.

Блейксли сковал ее запястья теплыми кандалами своих рук. Это вовсе не раздражало, хотя ей бы больше понравилась возможность прикасаться к нему, скромно обвив руками его плечи или шею. Вот так, просто и скромно.

— Мы будем вынуждены пожениться, — сказал он перед тем, как поцеловать Луизу в щеку.

— Я же говорила и говорю вам, Блейкс, — ответила она, поворачиваясь так, чтобы наконец покончить с этим дурацким целованием щеки, полностью прижаться своими устами к его, — нас не найдут. Я не пропаду.

— Да, но зато я пропаду, — дышал он где-то рядом, его губы скользили по ее лицу и шее, прижимались к ее плечу. Луиза была так довольна, что оказалась в платье с сильно открытыми плечами. — Вы уже погубили меня, Луиза. Чего вы этим добиваетесь?

Она похихикала, уткнувшись в его плечо, затем ее губы коснулись его щеки, и он в ответ прижал ее к себе, домогаясь ее всем своим существом. Ей хотелось почувствовать его на себе, это было странно. Луиза хотела, чтобы он прижал ее снизу, прижал ее бедра. Очень своеобразно, но это было так.

Поддавшись инстинкту, нужно было идти до конца.

Все так неопределенно, но что касается погибели, Блейкс никогда не допустил бы этого. Он был очень упрям, хотя бы потому, что не позволил ей трогать себя и допустил только самые короткие поцелуи.

Луиза знала, что эти поцелуи могли быть и длинными, поскольку она однажды видела, как ее отец, надоедливый Мелверли, целовал одну из своих любовниц в Королевском театре больше трех минут, не отрываясь. Было более светло и, вероятно, более откровенно.

— Я намерена продолжать губить вас, как только могу, — сказала она. — Теперь, пожалуйста, поцелуйте меня, Блейкс, мне нужно тренироваться.

— Едва ли, — прохрипел он, отталкивая Луизу и вырываясь из ее рук.

Упрямый и своевольный. Она ничего не сказала, предоставив Блейксли самому подумать обо всем, потому что ему явно стоило собраться с мыслями. Казалось, ему нравилось целовать Луизу, иного и нельзя было ожидать. В последние несколько минут она решила, что невероятно подходит для поцелуев и что это было великолепное качество, которое следовало развивать.

— Вы должны вернуться. Вы не можете так долго отсутствовать. Это заметят. Уже заметили, — добавил он, поднимая голову и прислушиваясь.

Казалось, за дверью что-то происходит. Похоже, что лакей разлил суп. Это не волновало их здесь, в мерцающем свете, когда его губы были совсем близко от ее.

Блейкс отступил от Луизы на шаг, потом еще на шаг.

— Всего лишь подают ужин, — сказала Луиза, жадно преследуя его.

Она должна была признать, что Блейкс просто создан для поцелуев. Как ей повезло, что он так доступен.

Шум распространялся и усиливался, и вот даже Луизе стало ясно, что их очень быстро окружили со всех сторон за пока еще закрытыми дверями. Стоит ли говорить о том, что двери недолго останутся закрытыми, и кого, как не их, застанут в уединении в Желтой гостиной?.. Несмотря на все шутки по поводу утраты чести, угроза была вполне реальной, и Луиза, естественно, хотела ее избежать.

Жаль только, не могла придумать, как это сделать.

— Делайте же что-нибудь! — выпалила она, пятясь, как загнанный зверек.

— И что же вы предлагаете? — поинтересовался Блейксли, схватив ее за руку и потянув податливое тело через Желтую гостиную в гардеробную Хайдов, плотно закрывая за собой двери.

Ту же самую дверь той же самой гардеробной, где не более недели назад леди Кэролайн и маркиз Эшдон были пойманы, как говорили, в очень компрометирующей ситуации, достаточно компрометирующей, чтобы заставить их пожениться на следующее же утро.

От внимания Луизы не ускользнуло, что Блейкс разыграл уже знакомую пьесу с жемчугами, девушкой, гардеробной и так далее.

Она кинула свирепый взгляд на Блейксли и сердито выпалила, понизив голос:

— Что вы задумали с этой комнатой?

— А что задумывали вы с поцелуем, мужчиной и жемчужной нитью? — парировал он.

Так. Это уже слишком.

Упрямый, своевольный и грубый.

— Вы единственный мужчина, с которым я целовалась, с жемчугом или без. А кстати, когда я получу свой жемчуг?

— Вы из-за этого целовали меня? Чтобы вернуть жемчуг?

— А зачем же еще? — прошипела она так неистово, будто минуту назад не была кроткой, как лань.

Мужчины склонны к крайностям, вынуждая в мгновение ока менять мнение о них. Изменчивые создания, плодящие изменчивость, куда бы они ни пошли, и с кем бы ни соприкоснулись.