Надо отдать должное подсудимым — хотя им грозило лишение епископского сана, они категорично отвергли подсказанную версию, будто их силой заставили принять иконоборчество. «Пусть скажут, — предложили некоторые присутствовавшие на Соборе иноки, — были ли они увлечены и претерпели ли насилие? И потому ли отступились от истины?» На что Ипатий и другие епископы напрямую сказали: «Мы насилия не терпели, не были также и увлечены; но, родившись в этой ереси, мы в ней были воспитаны и возросли». Этот ответ, кстати сказать, совершенно исключает набившую оскомину позднейшую «теорию», будто бы императоры-иконоборцы постоянно злоупотребляли силой для насаждения иконоборчества. После длительных дебатов раскаявшиеся епископы были наконец приняты в общение без поражения в правах[220].

Самым упорным иконоборцем, представшим на Соборе в последнюю очередь, был Неокесарийский митрополит Григорий, доставленный на заседание царским сановником. Единомыслие Отцов произвело на него такое большое впечатление, что и он раскаялся в своих заблуждениях; простили и его. После этого, когда, собственно говоря, стало ясно, что Собор единодушно стоит за почитание святых икон, зачитали ряд посланий.

Как повелось, первым было прочитано письмо императоров. В нем они утверждали, что главной их целью является мир и единомыслие в Римской империи, а также единение иереев восточных, северных, западных и южных, то есть всей Кафолической Церкви. Затем цари напомнили, при каких обстоятельствах и на каких условиях св. Тарасий согласился принять священство и сан Константинопольского патриарха. Василевсы еще не сказали ничего об иконопочитании, хотя их оценка состояния дел в Церкви недвусмысленно предугадывала последующие соборные события[221].

После этого по традиции зачитали послание апостолика. Документ папы интересен не только для богословов, но и для историков, поскольку понтифик коснулся таких «вечных» тем, как статус Римского епископа и его отношения с Константинопольским патриархом.

В первую очередь обращает внимание пассаж Римского епископа о целесообразности созыва данного Вселенского Собора. С его точки зрения, все ясно и так, и способ искоренения иконоборческой ереси прост — достаточно согласиться с безгрешной (как всегда) позицией преемника святого апостола Петра и царского повеления (!), чтобы почитание икон было тут же восстановлено, а папа принял раскаявшихся грешников в свои объятия. «Если же вследствие безумия и неверия еретиков невозможно восстановить священные и досточтимые иконы и утвердить за ними прежнее их значение без соборного деяния, и если ваша светлейшая и императорская власть желает пригласить наших священников» и так далее.

Иными словами, Вселенский Собор в глазах папы — не обычный способ умиротворения всей Кафолической Церкви, как считали раньше его предшественники, а крайнее средство врачевания совершенно обезумевших еретиков-греков. И потому понтифик предлагает направить на Восток римских священников, которые и помогут императорам вернуть заблудших в лоно Православия. Конечно, сам папа в таком случае выступает «крайним судьей» Церкви, и ему, по логике письма, должны быть принесены клятвы в отвержении ереси. Кстати сказать, в очередной раз можно удивиться тому, насколько папа не чувствовал тонкостей спора, как дезинформирован он был о состоянии дел на Востоке.

Насаждение и грубое проталкивание признания своего статуса стало лейтмотивом послания папы Адриана, который делает непременным условием созыва Собора отказ св. Тарасия от титула «Вселенского патриарха». «Мы сильно удивились, когда нашли, что в ваших императорских указах, изданных о патриархе царствующего города, то есть о Тарасии, он также назван „Вселенским“. Мы не знаем, по неведению ли, или по внушению нечестивых схизматиков и еретиков это написано; но просим убедительно вашу милостивейшую императорскую власть, чтобы он никогда ни в одном из своих писаний не подписывался „Вселенским“; потому что, очевидно, это противно постановлениям святых канонов и преданий Святых Отцов. Состоящему во втором разряде никак нельзя носить это название, разве только в силу авторитета святой нашей Кафолической и Апостольской Церкви. Поэтому, если он называется „Вселенским“ вопреки воле выше его стоящей святой Римской церкви, которая есть глава всех Церквей Божьих, то, очевидно, он показывает себя отступником от Святых Соборов и еретиком. Потому что, если он есть „Вселенский“, то значит, он признает за собой такое же церковное первенство, как и наша кафедра, что покажется странным всем верным христианам. Потому что Самим Искупителем мира дано первенство и власть над всем миром блаженному апостолу Петру, и через этого апостола, преемниками которого стали мы, неопытные, святая католическая и апостольская Римская церковь до сего времени удерживает и всегда будет удерживать первенство и силу власти. Поэтому, если кто-либо станет называть его „Вселенским“ или даст на то согласие (чему мы не верим), то пусть знает, что он чужд православной веры и отступник от нашей святой Кафолической и Апостольской Церкви»[222].

Дальше — больше. Упомянув, как писалось выше, насколько Рим обеспокоен тем, что Константинопольский патриарх поставлен из мирян, папа Адриан едва ли не открыто говорит, будто согласился с утверждением собрата в данном чине только по причине его ревности к почитанию святых икон и просьбе императоров (?). Конечно, это открытая издевка над вторым архипастырем Кафолической Церкви, «папой Востока». Но затем достается и императорам, к которым папа была так лоялен на протяжении всего послания.

«Когда нечестивый соблазн заблуждения, вкравшийся в разные страны Греции, будет уничтожен и, по мановению Божьему, досточтимые иконы будут восстановлены в древнем виде, тогда разольется радость великая по всей земле, и с этого времени, при содействии и под покровительством святого Петра, князя апостолов, вы будете с триумфом победителя повелевать всеми варварскими нациями. Подобно тому, как сын и духовный соотец наш государь Карл, император франков и лангобардов и патриций римский, подчиняясь нашим увещеваниям и во всем поступая по нашим советам, низложил и попрал своими ногами все варварские нации, лежащие на Западе, подчинил и присоединил к своему царству»[223].

Конечно, эта часть письма папы — верх неприличия. Понтифик откровенно противопоставляет легитимным Римским императорам Франкского «императора» Карла и недвусмысленно разделяет их владения. У св. Ирины и Константина VI — «страны Греции» и «варварские нации» на Востоке, у Карла — «варварские нации» на Западе. Как будто это никак не затрагивало компетенции Константинополя, апостолик называет Карла Великого «римским патрицием» и совершенно прямолинейно, словно в этом и заключаются древние традиции, Адриан говорит о необходимости духовного подчинения царской власти Римскому епископу. Нет сомнения, что в другой обстановке св. Ирина никогда не снесла бы подобной дерзости, но теперь перед ней и ее порфирородным сыном стояли другие, более актуальные задачи. Впрочем, скоро папе придется горько разочароваться в том, как его «духовный сын» следует увещеваниям понтифика.