– Я так и думала, – всплеснула руками Тропинина, – что случилось нечто ужасное, касающееся именно нас, и сразу позвонила Саше. А вас я увидела из своего окна, поэтому так быстро спустилась. А твоей сестренке, Женя, звонить не стала.

– Да не надо ее трогать. Пускай спит, – махнула рукой Аксенова-старшая.

– Я тоже так думаю, – поддержал свою подругу Егор. – Она не очень-то разбирается во всех наших делах.

– А ты что в такое позднее время делал на улице? – повернулась к Березину.

– Не спалось что-то, – ответил немного пришедший в себя Михаил. – Спустился в бар выпить рюмку коньяку, и тут вдруг все повскакали с мест и бросились на улицу, крича, что человек разбился.

– Понятно.

Мы подошли к лифту, вызвали кабину, и, когда она спустилась, из нее выпорхнула Смольникова. Несмотря на поздний час, она была свежа, как только что сорванная роза, излучала жизнерадостность и источала запах дорогих духов.

– У нас что-то случилось, ребята? – защебетала она, взмахивая руками.

– Сильвестров разбился, – траурным тоном сообщила Мария.

– Ни фига себе! – округлив глаза, воскликнула Саша и стала озираться по сторонам, словно ища труп Сильвестрова.

– Он не здесь разбился, – пояснил я. – С крыши упал, на улицу.

– С чего это он вдруг на крышу полез? – удивилась Смольникова.

– Карлсоном себя возомнил, – мрачно проговорил я. – Ладно, пойдемте, время идет.

Мы вошли в лифт, и все вместе поднялись на третий этаж, где был мой номер. По дороге Смольникова, сокрушаясь по поводу смерти Сильвестрова, охала, ахала и даже пустила слезу. Но я не стал успокаивать молодую женщину – других дел полно, пусть ее утешает… Ах, да, Сильвестров, кто мог бы это сделать, погиб, но, в конце концов, успокоить ее может любой из нашей группы, та же самая Маша Тропинина или Тепляков с Аксеновой, им все равно делать нечего, пусть Сашей занимаются.

Я завел компанию в комнату, попросил подождать, а сам вернулся к входной двери и принялся изучать ее. Открывалась она вовнутрь, со стороны коридора щель между дверным полотном и косяком была прикрыта декоративной планкой, которая не давала ей открыться наружу, а в номер дверь не давал открыть язычок замка, который блокировался ручкой. Изнутри замок можно было открыть с помощью поворотной ручки, а вот снаружи только с помощью электронной карточки. Меня давно уже мучил вопрос, каким же образом Сильвестров, не имея электронного ключа от моей двери, сумел пробраться в номер, и я, кажется, разгадал секрет. Впрочем, это секрет Полишинеля – любой видел, как открывают в кинофильмах крутые парни электронные замки с помощью все той же пластиковой карты, просунув ее в щель двери. Но мне требовалось подтверждение, что это возможно. Однако свою пластиковую карточку в щель между косяком и дверью я сунуть не смог, поскольку она была прикрыта планкой, а карточка толстовата и не гнулась. Но если применить иной, более гибкий предмет, думаю, загадка проникновения Николая в мой номер была бы разгадана. Поскольку открыть дверь с помощью пластиковой карты не удалось, я открыл ее обычным способом, приложив электронный ключ к замку, а затем прошел в номер, где компания воров-неудачников с нетерпением поджидала окончания моих манипуляций с дверью.

– Есть у кого-нибудь что-то типа железной линейки? – поинтересовался я.

– Откуда? – насмешливо сказала Тропинина.

Но Женя Аксенова восприняла мои слова совершенно серьезно:

– Пилка для ногтей подойдет?

– А ну-ка покажи, – потребовал я и протянул руку.

Женя открыла лежавшую у нее на коленях миниатюрную сумочку, покопавшись в ней, достала пилку и вложила ее мне в ладонь. Вновь выйдя из номера в коридор, я прикрыл за собою дверь, а затем просунул в щель двери пилку и, повозившись немного, протолкнул внутрь, отомкнув при этом язычок защелки. Дверь открылась. Что ж, я доказал, что попасть в номер можно без ключа. Теперь мое открытие следовало применить на практике.

Я вернулся в комнату.

– Может быть, все-таки объяснишь нам, чем ты занимаешься? – раздражаясь из-за моих непонятных действий, спросил Егор, и его мужественное одухотворенное лицо посуровело.

– С удовольствием, только чуть позже, – пообещал я. – А сейчас идемте за мной.

Тепляков неохотно поднялся – видимо, уже привык быть координатором во время нашей операции по проникновению в собор Санта-Лучина, а тут командую я, – остальные, наоборот, подхватились, повскакали с мест, заинтригованные моей задумкой, и мы гурьбой вышли в коридор, и я начал воплощать свой план в действительность.

– Егор и Женя становятся на четвертом этаже с одной стороны коридора, Михаил и Мария – с другой. Вы будете изображать влюбленную парочку, – ткнул пальцем в Березина и Тропинину, – а вам, – указал на Теплякова и Аксенову, – влюбленных и изображать не надо. Спокойно обнимайтесь и целуйтесь. Если кто-то появится, дадите знать Саше… Вас это тоже касается, – кивнул я очкастому историку и очкастой учительнице испанского. – Ты, Саша, будешь прикрывать меня. В случае если тебе подадут сигнал об опасности, сообщишь мне, и мы с тобой тогда тоже сделаем вид, будто прощаемся возле дверей твоего номера.

– Что ты задумал? – нахмурилась женщина с пегими волосами, и я впервые увидел, как ее высоко поднятые брови опустились вдруг ниже дужки очков и сошлись у переносицы.

Однако я ничего не ответил, только рассмеялся Тропининой в лицо и потащил Сашу к лестнице. Вместе с Аксеновой и Тепляковым мы поднялись на четвертый этаж, Березин и Тропинина поднялись на него же, только по расположенной на противоположном конце коридора лестнице. Когда обе парочки заняли отведенную им позицию, мы с Сашей двинулись по коридору, но не прошли и трех шагов, как стоявшие вдалеке Михаил и Мария замахали руками, подавая сигнал об опасности. Я тут же обнял Смольникову и замедлил шаг. Вскоре в коридоре показались вышедшие из лифта мужчина и женщина и, жестикулируя, пошли к нам навстречу. Говорила парочка на немецком языке, причем довольно громко, и, к счастью, не обращала на нас никакого внимания. Мужчина и женщина прошли мимо, открыли электронным ключом дверь и скрылись в номере.

– А теперь гляди внимательно по сторонам, – сказал я Саше, останавливаясь возле двери с номером 415, и быстро просунул пилку для ногтей, которую держал в левой руке, в щель между косяком и дверью. Уже испытанным мною ранее способом пошевелил пилку в щели, и она довольно легко проскользнула внутрь. Раздался щелчок, и дверь открылась.

– Ты с ума сошел, – прошипела Смольникова, когда я скользнул внутрь. – А если полиция сейчас нагрянет и застукает тебя в номере?

– На что тогда с двух сторон коридора четыре человека торчат? – улыбнулся я. – Да и ты здесь стой возле приоткрытой двери, в случае опасности вызовешь меня. Если же кто-то из постояльцев отеля неожиданно выйдет из своего номера в коридор, скользнешь в номер ко мне.

Я испытывал задор и удаль, мне все казалось нипочем, словно я был заговоренный. В таком приподнятом настроении я прошел в комнату и включил свет. Нехорошо говорить плохо о покойнике, но каким Сильвестров был безалаберным в одежде и обуви, таким был и во всем остальном. В номере царил беспорядок, кругом валялась одежда, стояли пустые бутылки, на тумбочке зубная щетка, одна тапка у двери на балкон, другая – у двери в коридор. Ладно, если я пошарю в его номере, бардака здесь больше не станет.