На мой крик вошел Макар, но я, закрыв собой бабушку, рыкнула:

— Вернись за рояль! — И он послушно ушел, хотя в глазах выразились непонимание и обида.

— Не… не кричи… на него… — выдавила бабушка, и я, сев рядом, погладила ее по руке:

— Сейчас… потерпи…

В дверь позвонили, это пришел Слава, и я вышла, чтобы открыть. Пока телохранитель скидывал ботинки, я сбивчиво объяснила, в чем дело.

— Вызовите «Скорую» на всякий случай, пусть ЭКГ снимут, — распорядился он и прошел в комнату.

Я же, выругав себя за очевидную тупость, позвонила диспетчеру. Когда же вернулась в гостиную, Слава уже уложил бабушку на диван и считал пульс, а та удивленно взирала на него, не в силах вымолвить ни слова.

— Бабушка, это мой телохранитель, — со вздохом объяснила я, — ты не волнуйся, все в порядке, сейчас врач приедет.

Бригада приехала буквально через десять минут, нас попросили выйти в коридор. Пока бабушке снимали ЭКГ и делали внутривенные вливания, мы томились в кухне. Я дико хотела курить, но в квартире бабушки это было строжайше запрещено. Из глубины квартиры доносились звуки рояля, и, прислушавшись, я узнала романс Римского-Корсакова, удивившись, что такой маленький мальчик так чисто исполняет сложную вещь.

— Кто это так играет? — спросил Слава, кивая в сторону двери.

— Ученик, — выдавила я с трудом, — ученик бабушкин. Юное дарование.

— Музыка хорошая, и играет хорошо.

— Да…

В кухню вошел врач, выдал мне листок с рекомендациями и сообщил, что бабушку непременно нужно показать кардиологу и сделать это как можно скорее.

— И поменьше волнений!

— Спасибо, постараемся.

Слава проводил врачей до двери и вышел вместе с ними, чтобы купить лекарства. Я вернулась к бабушке в гостиную.

— Может, тебе лучше в спальню перебраться? — присев на край дивана, спросила я. — Давай я помогу — или Славу дождемся?

Бабушка открыла глаза и проговорила:

— Помоги ты. — И я поняла, что должна была бы и сама догадаться — она не позволит себе показаться на глаза постороннему мужчине в таком виде — слабая, больная.

Кое-как я довела бабушку до спальни, помогла переодеться в рубашку и уложила в постель. За стеной по-прежнему звучал рояль, и бабушка, слабо улыбнувшись, проговорила:

— Упорный ребенок и талантливый. Я могу… попросить тебя?

— О чем?

— Ты ведь на машине… отвези Макара домой, незачем ему меня видеть… такую…

— Бабушка! — взмолилась я, беря ее за руку. — Ну, хоть сейчас перестань строить из себя светскую даму! Он ребенок, что он понимает?

— Больше, чем ты думаешь. Так отвезешь?

Разумеется, мне пришлось пообещать, чтобы успокоить ее, хотя, конечно, никого никуда везти мне не хотелось — как вообще не хотелось иметь отношение к этому мальчику.

— Бабушка…

— Ну, спрашивай, вижу же, что хочешь. Сама виновата, язык распустила, чего уж теперь…

— Может, все-таки не сегодня? Врач сказал…

— Прекрати, Варвара, — совсем прежним жестким тоном заявила она, садясь в постели. — В моем возрасте опасно хранить подобные тайны, можно в могилу унести. А потом на том свете совесть замучает. Так что давай сейчас поговорим. Воды только принеси.

Я метнулась в кухню, принесла стакан и протянула бабушке. Та жадно выпила, вытерла губы и, скрестив руки на груди, проговорила:

— Твой отец не Валера, а брат его, Витя. Так случилось, что у них с Валентиной роман вспыхнул, ну вот и… Аборт делать я запретила.

— А… папа? — выдохнула я. — Папа — он знал?

— Возможно, подозревал что-то, но точно — не знал. Валера простодушный был, честный, думал, что и все вокруг такие. А уж брату верил, как себе.

— Но… как же? Как может быть, чтобы… — Я заплакала.

Мне вдруг стало невыносимо жаль папу, которого обманули все, кого он считал близкими, — брат, жена, теща. Они столько лет хранили тайну и при этом смотрели ему в глаза, не испытывая никаких угрызений совести. Столько лет…

— Это жизнь, Варвара. Я не оправдываю твою мать и никогда не оправдывала. Но я считала, что, воспитывая тебя фактически вместо нее, как-то искупаю свою вину перед Валерием. Я старалась вложить в тебя все лучшее, сделать тебя непохожей на Валентину. Мне казалось, что это хоть как-то оправдает мое молчание. Но ты… ты выросла еще более эгоистичной, чем мать.

— Скажи… а дядя Витя… он… — мне с трудом давались эти слова, но спросить непременно нужно было. — Он — знает?

— Он знает.

— Знает?!

— А что в этом удивительного? Валентина кинулась к нему, когда поняла, что беременна, а он только плечами пожал и сказал, что никакого отношения к ребенку иметь не хочет. Мол, муж у тебя есть — вот и думай. Валентина на аборт собралась, да я вовремя заметила и запретила.

— С тех пор мама с дядюшкой на ножах, — машинально продолжила я, когда бабушка умолкла. — Как же я не догадалась… ведь они так ненавидели друг друга, мама особенно…

— Как ты могла догадаться? Мы с твоей матерью ни разу не дали тебе понять, что Валера не родной отец, а он и не знал, искренне считал, что ты его кровь.

— И ты через столько лет начала покрывать Светика, да? — тихо спросила я. — В привычку вошло? Как же меня тошнит от вашего лицемерия…

Я вышла из спальни, не в силах больше говорить с бабушкой. Мне необходимо было срочно уйти из квартиры, подышать свежим воздухом, но я обещала отвезти домой Макара. Он все еще сидел за роялем и, то и дело поднимая глаза на нотный сборник, играл какой-то романс.

— Собирайся, на сегодня урок закончен. Я отвезу тебя домой, — выдавила я, и мальчик повернулся:

— А Тамара Борисовна разрешила?

— Да. Ей… нездоровится. Собирайся скорее.

Пока он складывал ноты в папку и собирал в ранец учебники, тетради и ручки, мы со Славой успели одеться и выйти на лестницу.

— Нехорошо, что бабушка ваша одна остается, — заметил телохранитель.

— Что я могу сделать? — огрызнулась я. — Только домработнице ее позвонить.

— Так позвоните — ну, нельзя же на ночь человека после сердечного приступа одного оставлять!

«Еще один праведник на мою голову», — подумала я и защелкала кнопками телефона, отыскивая номер Дарьи Викторовны. Та вот уже лет двадцать приходила к бабушке три раза в неделю, чтобы помочь убраться и постирать белье. Одинокая женщина, которой сейчас было около пятидесяти, бабушка в буквальном смысле нашла ее в одной из больниц, куда ходила навещать кого-то из коллег. Дарья Викторовна работала там санитаркой, а бабушка переманила ее в домработницы, соблазнив куда более высокой оплатой и меньшим объемом обязанностей.