П р а н. Я не могу припомнить, когда читал что-нибудь.

К а р а б ч. Но трактат «Хулин» знаете? Как перевести это название, о чем идет здесь речь?

П р а н. <Молчит>.

К а р а б ч. Не можете сказать?

П р а н. <Молчит>.

К а р а б ч. Дальше есть о «Махширим»[66]. Что это значит?

П р а н. Это жидкость. Вы мне экзамен делаете?

К а р а б ч. Нет, чтобы мне самому выяснить, потому что у вас приведены еврейские названия.

Ш м а к о в. Защитник экзаменует. Это недопустимо.

П р е д с. Защитник интересуется переводом этих слов и имеет право спрашивать об этом у эксперта.

Ш м а к о в. Едва ли правильно задавать подобные вопросы. Он не может помнить. Это экзамен.

П р е д с. Эксперт сведущее лицо, и об экзамене ему не может быть и речи.

Ш м а к о в. Не может же он помнить каждый трактат.

К а р а б ч. Вам, г. Шмаков, неугодно, чтобы я задавал вопросы эксперту Пранайтису, я могу этого не делать.

З а р у д н. А я считаю себя вправе спрашивать у эксперта перевод, на который он ссылается, и думаю, что имею право знать, что означает название того трактата, на который эксперт в своей экспертизе ссылается. Вы, между прочим, ссылаетесь на трактат «Иевотойт»[67]?

П р а н. Я не буду отвечать.

П р е д с. Если эксперт не желает отвечать, то нельзя его спрашивать.

З а р у д н. Слушаю-с. <…> А трактат «Шаалот Утешубот»[68]?

П р а н. <Молчит>.

З а р у д н. Я прошу занести в протокол, что на вопрос, что обозначают названия, на которые эксперт ссылался, он ответил, что он не знает.

П р е д с. Он заявил, что он не желает отвечать.

З а р у д н. Нет, он ответил, что не знает. А если он знает, то пускай переведет.

П р е д с. Это не обязательно для него.

З а р у д н. Я спрашивал его с вашего разрешения и прошу занести в протокол, что никакого экзамена я ему не делал, а задал вопрос и получил ответ, что он не знает. А относительно следующих названий – «Иевомойт»[69], «Кесерес Гагойле», «Шалот Утенубот»[70]– я прошу занести в протокол, что он отказался перевести.

Ш м а к о в. (К Зарудному.) Вы читать даже не умеете.

З а р у д н. Потому я и спрашиваю эксперта, что по-еврейски читать не умею. [Oтчет 2: 434–435]

Документ 52. Иван Сикорский поддерживает обвинение в ритуальном убийстве

Обвинители опирались на заявление выдающегося психиатра Сикорского, утверждавшего, что убийство Андрея имеет черты ритуального. На процессе Сикорский открыто обвинил евреев в совершении ритуальных убийств, хотя в 1911 году не делал этого.

С и к о р. Еврейство принадлежит к той нации, которая имеет способность к осведомительному и сыскному ремеслу. <…> Можно с уверенностью сказать, что эти убийства [христианских детей] не прекратятся, пока не прекратится противосудебная агитация со стороны расы, расы, которая питает в своей среде изуверов, и в то же самое время со своей стороны не может принять меры к освобождению нас от них. Это все замалчивается, утаивается, скрывается… думают, ребенок заблудился. Но бывает так, что ребенок исчез, а затем его находят мертвым, исколотым и обескровленным. Сейчас же начинается особого рода агитация. Направляется подозрение то против родных, то против единоверцев его, то против единоплеменников, против христиан вообще… В этом, в этой агитации принимают участие как евреи данной страны, так и евреи иностранные…

К а р а б ч. Я покорнейше прошу занести в протокол, что мы протестуем против всего этого.

Гр и г. – Ба р. Мы все протестуем! <…>

П р е д с. (обращаясь к Сикорскому). Я прошу вас касаться главным образом вопроса с психиатрическо-психологической стороны… Затем, эти сведения известны вам, как ученому, или это ваш личный взгляд?

С в и д. Это все основано на достоверных сведениях…Большое несчастье евреев в том, что в агитации принимают участие евреи-богачи, банкиры, чтобы скрыть совершенные преступления. Эти капиталы швыряются на то, чтобы преследовать уличителей. Тем, кто хочет бороться с этим злом, приходится встречаться с громадными денежными силами. <…> Талмудизм, еврейский капитализм, еврейская пресса – все вооружается, соединяется для борьбы с уличителями. [Oтчет 2: 255–256]

Часть IV

Заключительные речи и приговор

Документ 53. Георгий Замысловский подводит итоги процесса против Бейлиса

Замысловский, один из гражданских поверенных, в заключительной речи вновь повторил тезис, на котором настаивали обвинители: Андрей стал жертвой ритуального убийства. Он также оспорил утверждение защитников о том, что убийство было совершено на квартире Чеберяк, и проигнорировал слабые места в позиции обвинения.

З а м. Возвращаюсь к чеберяковской версии, чтобы с нею окончательно покончить. Фактический материал совершенно опровергнут, от него ничего не осталось. <…> Восемь свидетелей было вызвано для того, чтобы ее удостоверить… Но ведь ясно же, что это полнейший вымысел, который расползается по всем швам. Кроме того, эта версия невозможна еще и по следующим логическим соображениям. Во-первых, такое убийство было бы совершенно безмотивно. Нет повода, нет смысла в нем. Для того, чтобы придать ему смысл, понадобилось прибегнуть к такой клевете, что Андрюша хотел обокрасть Софийский собор, что он часто ночевал у Чеберяк, что он был посвящен во все воровские дела. <…> Если даже считать, что воры его убили из мести за то, что он их выдал, то как это может быть? <…> Ведь Андрюша почти никогда не бывал у Чеберяк. Он переехал на Слободку за год до смерти, и хотя и ходил на Лукьяновку, то крайне редко. Что он мог видеть? Что он мог знать? За что было его убить? <…>

Далее, невероятно, чтобы это убийство было совершено Сингаевским и Рудзинским еще и потому… что 12-го марта действительно они совершили кражу и после этого сейчас же уехали в Москву, где их задержали кутящими. <…> Так вот я и спрашиваю, как же они… оставили Чеберяк с трупом, когда вся шайка