– Нам нужна-а укрыться! И помощь нужна-а... есть раненые!

От поворота, от дороги, по высотке ударили пулеметные и автоматные очереди. От горловины ущелья тоже вынеслись пунктирные линии «трассеров». Это боевики кулябских, разобравшись в ситуации, указывают друг дружке новую цель...

Защелкали пули по камням; с тонким визгом или низким басовитым звуком пошли разлетаться рикошетные...

Люди из группы Шерали попадали на землю. В звуки стрельбы вплелись, порой перекрывая их, женский плач, гортанная мужская речь, детские крики.

– Эй, Седой! – крикнул Козаков, юный еще лейтенант, прослуживший после выпуска из погранинститута даже неполный год, родившийся, как и большинство тех, кто пытался найти убежище, спастись, в Таджикистане и проживший здесь большую часть своей недлинной пока жизни. – Двигайте сюда, в укрытие! Женщин и детей примем первыми!..

Уже вскоре все беглецы, включая Седого, – этот сравнительно молодой еще мужчина действительно был седовлас – укрылись в «крепостице», тесно набившись в укрытия-норы и пробитые в скале короткие ходы сообщения. Радист протянул трубку Козакову.

– Лейтенант, «Гиацинт» вызывает!..

Козаков, судорожно вздохнув, взял трубку.

– «Гиацинт» на связи «Фиалка»! Я как раз хотел вам доложить...

Надо отдать должное командиру заставы: капитан молча выслушал его доклад. И стал матюгаться уже только после того, как Козаков спросил: «Какие будут указания, товарищ командир?».

– С ума сошел, лейтенант? Рехнулся?! Зачем ты их укрыл у себя?!

– А что было делать? – устало произнес Козаков. – Перестрелять всех, пока поднимались ко мне? Ну так тут женщины и дети…

– И Седой, как я понял?

– Так точно.

– Значит так, мать-перемать... Ты не представляешь, что сейчас начнется!!

Козаков поморщился; то же самое пару минут назад сказал ему опытный бывалый прапор Артюшин. Причем в весьма крепких выражениях.

Он отвлекся на секунду-другую от этого тяжелого разговора. Сразу в двух местах внизу на дороге: у поворота и возле горла ущелья – скапливались боевики. Очевидно, местные моджахеды – те, кто преследовал Седого – засекли, что тот укрылся с близкими и уцелевшей охраной на ВПП. Напрягая связи, Козаков крикнул сорванным голосом своим бойцам:

– Не стрелять! Без моей команды огонь не открывать!!

– Что у тебя там происходит? – голос в трубке был уже поспокойней, чем минутой ранее. – Докладывай!

Козаков вкратце доложил. А что тут собственно, докладывать: командир с наблюдательного пункта хоть в ночную оптику, хоть без оной видит то же самое, что и он сам.

– Теперь слушай меня! От ущелья мы к тебе не дадим подойти, – сказал командир заставы. – Будем с этой стороны прикрывать огнем, если полезут! От тех, что двинут от дороги, отбивайся сам. Береги бойцов! С начальством я связался. Утром, на рассвете, прилетят вертушки...

Держаться пришлось примерно два часа времени. Из них около получаса под конец были весьма жаркими... Пришлось расставить на огневые точки и троих таджиков, включая старшего, благо они были вооружены. Рядом с самим Седым крутился пацан лет тринадцати-четырнадцати. Шерали отдал ему свой автомат – парнишка явно знал, как с ним обращаться. А сам сместился поближе к приютившему их здесь лейтенанту, который стрелял экономными очередями из РПК, отсекая от тропок тех, кто пытается к ним сюда вломиться, не давая поднять головы моджахедам...

– Спасибо ти-ибе, ли-ийтинант! – напрягая голосовые связки, сорванным голосом, лишь чуть перекрывающим звуки стрельбы, сказал Седой. – Нада только чут-чут пра-адержаться. Тва-аим воинам па пять тысяч долляров дадут! А ти-ибе и тваиму камандиру – буди-ит от миня патом падарок!

Козакову только и оставалось, что цедить про себя ругательства и удивляться. Ну и ну, у него в «гостях» сам Фарход Шерали! И какие-то женщины и дети... Наверное, его жены? И даже название организации, одним из лидеров которой является Шерали, в точности совпадает с названием временного пограничного поста – ТУРГ.

…Перестрелка продолжалась до четырех утра. Эпицентр боя постепенно сместился от ВПП «Тург» к ущелью. Волна нападавших отхлынула. Местные духи, что-то не поделившие с ТУРГом и лично с Седым, куда-то и исчезли, растворились в темноте и в горных складках так же резко, так же внезапно, как и появились.

Через некоторое время Козаков понял причину их столь быстрого, похожего на бегство, отступления. Оказалось, как и предупреждал командир, что на эту сторону, не удаляясь особо от эфемерной государственной границы, зашел крупный отряд афганских моджахедов...

Уже начало светать, когда Козаков, у которого все еще звенело в ушах от стрельбы своей и чужой, – выпроводил из «крепостицы» группку непрошеных гостей. От дороги до середины склона поднялось примерно с десяток моджахедов – правда, без оружия. Они помогли спустить вниз двух раненых и эвакуировать женщин и детей. У Козакова, к счастью, потерь не было. Лишь двое легко раненных – радист да он сам.

Иван не помнил, что именно сказал ему на прощание Седой. Может, не расслышал. А может быть, тот ничего и не говорил.

Одного тогда не мог себе представить молодой, только начинающий службу офицер Иван Козаков. А именно, что их путь-дорожки с Шерали еще раз пересекутся спустя многие годы.

Именно эту историю поведал за накрытым столом в столовой Фарход Шерали, хозяин этого красивого особняка, родной брат экс-миинстра внутренних дел Афганистана, сам человек влиятельный, но находящийся в последние годы несколько в тени.

Юсуф, прислуживающий за столом, предусмотрительно наполнил бокалы.

– Уважаемые гости! – Хозяин особняка поднялся на ноги. – Позвольте мне поднять тост за человека, который однажды спас жизнь мне и моим близким! Я твой вечный должник, лейтенант, – Фарход посмотрел на Ивана (тот тоже встал со стула). – Как ты встретил меня в трудную минуту, как ты помог мне бескорыстно, так пусть даст тебе Всевышний счастье и здоровье!

Иван, кивком поблагодарив хозяина за тост, выпил рюмку коньяку.

Дальше случилось то, чего он не ожидал.

Хозяин особняка снял с запястья левой руки свои наручные часы «Вашерон Константин». Полупрозрачные, с деталями из золота и драгоценных камней, с часовым механизмом, пульсирующим, подобно живому лучику золотистого переливчатого света, они, должно быть, стоили кучу денег.

– Возьми, лейтенант, они твои! – Шерали протянул часы несколько опешившему гостю.

– Я обещал когда-то, что подарю тебе золотые часы? Как видишь, я держу свое слово!

Он подошел к Козаку и сам надел ему на запястье еще теплые, нагретые его кожей, швейцарские часы. Тот поблагодарил хозяина за щедрый подарок; отказаться не посмел, чтобы не обидеть.

– Он уже давно не лейтенант, Фарход, – усмехнувшись, сказал Доккинз. – Как минимум, майор... – Он посмотрел на Козака. – Кстати, Ivan. Ты мне ничего не рассказывал об этом эпизоде. И о том, что служил в Таджикистане, в пограничных войсках, тоже не сказал.