Чувствуй себя спокойно, драгоценная моя! У тебя есть любящий муж, на которого ты можешь положиться.

Заканчиваю писать, потому что во двор вышла женщина в белом халате. Отдам ей письмо и сумку.

Целую тебя! Люблю тебя!

Твой В.

6 марта 1960 года

Дорогая моя Аидочка!

Я пришел к тебе, а медсестра сказала, что ты заснула после укола и будешь спать долго, потому что плохо спала ночью. Разумеется, в ответ на свою просьбу дождаться твоего пробуждения я получил категорический отказ. Я понимаю, что таковы правила, но разве нельзя сделать исключения? Кому помешает старый тихий человек, который сидит на диванчике и терпеливо ждет, не создавая ни шума, ни проблем? Но медсестра Вера несколько раз с удовольствием повторила: «Порядок одинаков для всех!» Она из тех, кому нравится запрещать (самый гадкий тип людей), и, кроме того, она антисемитка. Но Бог с ней, спасибо и на том, что она согласилась отнести тебе в палату мое письмо. Наверное, рассчитывала прочесть его, не зная, что я пишу на идиш.

Любимая моя! Драгоценная моя! Сердце мое! Я был прав, когда говорил, что тебе надо беречь себя. Я понимаю, что тебе хочется жить полноценной жизнью, а не лежать в больнице. Но что поделать, если обстоятельства складываются подобным образом? Прости меня, любимая, за такие слова, прости тысячу раз, потому что женщинам этого говорить не принято, но ты уже не юная девушка и должна следить за своим здоровьем. С возрастом сил становится меньше, а болезней… Что поделать — такова природа человеческая. Я понимаю, что в душе ты остаешься такой же молодой, но душа живет по своим законам, а вот тело считает иначе. Если нужно отдыхать, то нужно отдыхать, драгоценная моя. Зачем истязать себя? Ради чего? Слава Богу, мы можем позволить себе отдыхать побольше, а работать поменьше. Согласись, любимая моя, что я был прав, когда предлагал отказаться от выступлений в Куйбышеве и Свердловске. Надо было возвращаться в Москву из Саратова, показаться врачам, прийти в себя. Тогда бы можно было обойтись без госпитализации. Пойми, любимая моя, что мне очень трудно с тобой спорить и настаивать на своем. Ты же знаешь, что я привык соглашаться с тобой во всем. Но в том, что касается твоего здоровья, больше соглашаться не стану. Как только увижу, что тебе нужен отдых, то сразу же отменяю выступления и беру обратные билеты. Ты для меня важнее всего на свете. Как я могу рисковать твоим здоровьем, драгоценная моя? Ты очень сильная и очень самоотверженная женщина. Ты не хочешь поддаваться болезни, и я тебя прекрасно понимаю. Но пойми и ты меня — «не поддаваться» означает следить за собой, беречь себя, выполнять рекомендации врачей. Истязать себя не означает «не поддаваться». Надо помнить о возрасте и о своих болячках. Еще раз прошу прощения за свою нотацию, дорогая моя, но никто, кроме меня, тебе этого не скажет. Если бы Ирочка могла сказать, я бы предоставил это право ей. Но пришлось самому. Так что давай договоримся не совершать впредь «подвигов», чтобы мне больше не приходилось бы читать тебе нотаций. Мне это дело не нравится совершенно[149].

Пусть тебя не волнует предстоящий Пурим, любимая моя. Если врачи скажут, что праздник ты должна провести в больнице, то ничего страшного не случится. Мы с Ирочкой придем к тебе со всем, что положено (я даже тайком принесу немного вина), и мы устроим настоящую праздничную трапезу, драгоценная моя. Так уж и быть — ради праздника я злоупотреблю своим даром. Внушу всем, чтобы три часа они обходили твою палату стороной, и мы славно отметим праздник. Мой брат Берл, да будет благословенна его память, говорил: «В раю каждый день Пурим». Он говорил это, когда был маленьким и любил сладости, и повторял, когда вырос и полюбил вино больше сладостей. Мы устроим чудесный праздник, будь то дома или в больнице. Сказано же: «где люди, там и празднуют». Только прошу тебя: не настаивай на выписке раньше времени. Знаешь, это в Польше, где каждый день, проведенный в больнице, стоил денег, доктора старались задержать своих пациентов дольше, чем было необходимо. Здесь в этом нет смысла. Так что ты уйдешь, когда тебе разрешат, любимая моя. Я понимаю, что болезнь не мед и не сахар, но все мы — я, Ирочка, твои доктора — желаем тебе добра и только добра. Лечись как следует и ни о чем не думай. И чтобы я больше никогда не слышал о том, что ты меня якобы «подводишь». Что означает «подводишь»? Все люди болеют, увы. Подводят, когда обманывают или пьянствуют, но не когда болеют. Ты подводишь меня только тогда, когда не бережешь себя, так и знай!

Спи спокойно, любимая моя, а когда проснешься, то увидишь на тумбочке мое письмо. Завтра я поговорю с профессором, а потом приду к тебе. Ты хорошо выспишься и будешь бодрой. Мы с тобой поговорим обо всем, что нас волнует. Все будет хорошо, драгоценная моя. Все доктора говорят, что прогноз у тебя хороший, и я сам это вижу. Уж в этом-то мой дар меня не обманывает. Что поделать — ты немножко запустила свою болезнь, драгоценная моя, и теперь надо серьезно подлечиться. Стараниями врачей и нашими молитвами все будет хорошо.

Обнимаю тебя, целую тебя, люблю тебя, несравненная моя Аида.

До завтра.

Твой В.

Без даты

Любимая моя, драгоценная моя, здравствуй!

Доктора так боятся того, что твой ослабший после лечения организм может схватить какую-нибудь инфекцию, что не пускают к тебе даже меня. Я был готов надеть маску, халат, да все что угодно я готов был сделать, лишь бы они пустили меня к тебе, но доктора были непреклонны. «Контакты с посторонними лицами ограничены!» — твердили они как молитву. Я уже хотел пройти к тебе против их воли, но подумал — вдруг действительно (не приведи Бог!) я принесу тебе каких-нибудь микробов. Нет, лучше мы подождем немного. Это недолго. Потом тебя начнут готовить к операции. К последней операции, без которой, как я понял, никак нельзя обойтись. Нож хирурга делает то, чего не могут сделать лекарства. После операции ты очень скоро встанешь на ноги. Не сразу, но примерно через месяц мы с тобой начнем выходить на прогулки. Знаешь что я решил, драгоценная моя? Мы не можем снять дачу за городом, потому что тебе пока еще нужно быть поближе к врачам, но мы можем выезжать за город на машине и гулять там на свежем воздухе, а потом возвращаться домой. Знаешь, ради этого я, пожалуй, сделаю то, чего не хотел делать раньше. Куплю машину и найму водителя, осторожного опытного водителя, который будет возить нас бережно. Ты хотела, чтобы у нас была своя машина, а я говорил: «Ой, не нужна она, мы все время в разъездах, зачем ей стоять без дела?» Но сейчас куплю, обещаю. Куплю «Волгу»[150] твоего любимого бежевого цвета. Хочешь, дорогая моя? Знаю, что хочешь!