Во второй половине девяностых годов четырнадцатого столетия Гус читал в Пражском университете лекции, посвященные учению Аристотеля, а в 1402 году стал священником Вифлеемской церкви, основанной в Праге последователями Яна Милича. Там Гус прочел свыше трех тысяч проповедей. Как и Милич, он хорошо понимал необходимость записывать проповеди и сделал их инструментом в широкой пропаганде своих воззрений. Подобно лоллардам и Уиклифу, Гус понимал: чтобы Библия стала доступной для простого народа, ее надо перевести на национальный язык. Но ономастику Библии трудно транслитерировать на чешский язык, и, чтобы преодолеть эту трудность, Гус (подобно семитам в Серабит-эль-Хадиме и коптам в Египте) ввел в национальный алфавит новые буквы, которые и поныне используются в некоторых славянских алфавитах.

Ян Гус, подобно вальденсам и лоллардам, вызвал недовольство церковных властей. В особенности на Гуса ополчился пражский архиепископ Збынек Зайиц. В 1410 году он сжег двести книг Яна Гуса, но утрату восполнили лолларды. Дважды – в 1411 и 1412 годах – Збынек отлучал Гуса от церкви, что вызвало недовольство в пражских университетских кругах. А о невежестве Збынека в Праге ходила песенка:

Несмотря на непрекращавшееся преследование и сыпавшиеся угрозы со стороны церковных властей, Ян Гус продолжал проповедовать. В 1415 году император Священной Римской империи Сигизмунд (приходившийся братом Анне) пообещал Гусу, что его не тронут, если он приедет на Констанцкий собор, созванный с целью прекратить «Великий раскол» и ужесточить борьбу с ересью. На соборе Гус надеялся отстоять свои взгляды, но до Констанца (города в современной Германии), несмотря на охранную грамоту Сигизмунда, он не доехал. Его схватили и вновь обвинили в ереси. 6 июля 1415 года Гуса предали казни. Сначала с него сняли ризу, срезали ножницами тонзуру и надели на голову бумажную корону с тремя нарисованными на ней чертями и надписью «Се – ересиарх!». Затем возвели на помост, обложили до головы дровами и соломой и подожгли. Ватикан настолько боялся Гуса, что останки его сожгли тоже, а прах бросили в Рейн. Годом позже, в том же месте, где казнили Гуса, предали аналогичной смерти его друга и соратника Иеронима Пражского. Место их гибели отмечено валуном. (Констанцкий собор также известен тем, что, когда один из епископов указал Сигизмунду на грамматическую ошибку, допущенную им в речи, Сигизмунд высокомерно ответил: «Я – император и потому выше грамматики».)

Немецкие курфюрсты Богемии, номинальные правители Священной Римской империи, всеми силами боролись с воззрениями гуситов (сторонников учения Яна Гуса). Критика Уиклифом церкви нашла особо благодатную почву в Праге, где стала не только зародышем религиозных реформ, но и зачатком становления независимой чешской нации.

Казни Гуса и Иеронима и зарождение чешского национализма резко обострили отношения Ватикана с чешским народом. В 1419 году умер чешский и германский король Вацлав IV, брат Анны и сын Карла IV, которого сменил Сигизмунд, питавший ненависть к Гусу. В 1419 году гуситы подняли восстание, явившееся началом длительных войн. В 1428 году гуситы, разбив войско императора Сигизмунда, вторглись в польские и словацкие земли (в нынешних территориальных границах).

Конфликты, возникавшие из необходимости и запрета перевода Библии на национальные языки, а также из различных толкований евхаристии, приводили к казням еретиков и изменяли судьбы народов. Движение гуситов состояло из двух группировок: утраквистов и таборитов. Утраквисты полагали, что во время евхаристии миряне могут приобщаться к хлебу и вину (а не только к хлебу). Табориты придерживались апокалиптических воззрений и предлагали весьма радикальную интерпретацию гуситской идеологии. В тридцатых годах пятнадцатого столетия церковные власти поняли, что с гуситами не справиться. Тогда они вступили в соглашение с утраквистами и, разгромив таборитов, покончили с выступлениями гуситов.

Римско-католическая церковь также хорошо понимала связь между грамотностью и ересью: не только распространение грамотности способствует распространению ереси, но и ересь содействует распространению грамотности (что подтвердили вальденсы, «охотно предававшиеся учению»). Через несколько лет после того как в 1407 году архиепископ Арундел запретил переводить Библию на английский язык, он все же, чтобы сократить разлагающее влияние лоллардов на народ, одобрил перевод на английский язык пропагандистской религиозной литературы, но переводить саму Библию счел слишком опасным.

Все три движения – вальденсов, лоллардов и гуситов – дотянули до Реформации, поскольку, по словам одного ученого, «книгу легче спрятать, чем человека». Английское еретическое движение оказало большое влияние на гуситов. Многочисленные источники также свидетельствуют о том, что вальденсы, лолларды и гуситы установили связь между собой, а после 1520 года – и с адептами Реформации.

Но как сложилась судьба вальденсов, лоллардов и гуситов? Не станет большим упрощением констатировать, что все эти группы еретиков присоединились к протестантизму и утратили первоначальную самобытность (хотя по настоящее время некоторые протестанты в Центральной Европе называют себя «вальденсами»). Представляется, что протестантизм с его ярым антипапским мировоззрением и тремя идеологическими концепциями (священство всех верующих, непоколебимый авторитет Библии и спасение личной верой, без помощи посредников-священнослужителей) стал единой платформой почти для всех западноевропейских раскольников.

С точки зрения католической церкви, идеология вальденсов, лоллардов и гуситов мало чем отличалась от идеологии Реформации. Когда в середине шестнадцатого столетия сторонники Контрреформации составляли списки вальденсов, истребленных в Южной Италии, они всех причислили к протестантам.

Из трех перечисленных движений только утраквисты (умеренные гуситы) не подвергались сильным гонениям, да и то вследствие богословских уступок церкви. В те времена недостаточные коммуникативные связи между людьми ограничивали возможности вальденсов и лоллардов. Положение изменилось, когда во времена Реформации Гутенберг изобрел печатный станок, и реформаторы использовали это изобретение, чтобы положить конец монополии Ватикана на право проповедовать вероучение.

Вальденсы и лолларды были не единственными борцами за укрепление позиций национального языка и распространение грамотности. В те же самые времена на родном языке писали Данте и Чосер, немало сделавшие для развития разговорного, соответственно, итальянского и английского языка и становления просвещенного христианского гуманизма.

К тому времени, когда Гутенберг изобрел печатный станок, церковь утратила контроль над грамотностью европейского населения, а с ним и власть над людьми. Во всей Европе после «Великого раскола» и эпидемии чумы («Черной смерти») богатые и образованные купцы стали бороться с влиянием церкви на повседневную жизнь. Замена латыни национальным языком (английским, французским, итальянским, немецким и чешским) подорвала монополию духовенства на грамотность и стала фундаментом образования в Европе светского общества.