были перечислены десятки блюд. Поспишил предложил попробовать гуся с капустой. Все согласились. На аперетив выпили чешской можжевеловой водки «боровичка», оказавшейся довольно крепкой и терпко пахнущей хвоей. Маша даже закашлялась от этого швейковского напитка.

Я попытался прочитать надписи на стенах. Это давалось с трудом, потому что все они были выполнены разным, иногда плохо читаемым почерком. Но одно удалось установить точно: это были, в основном, высказывания Швейка. Говорят, Гашек подолгу сидел в этом ресторане, неторопливо потягивая пиво и исписывая по нескольку страниц. Возможно, в то время и рождались надписи на стенах. Поспишил прекрасно знал творчество Гашека и все время рассказывал нам эпизоды из его жизни. Зденка переводила Маше слова Поспишила на русский.

В зал вошли музыканты, одетые в форму солдат австрийской армии времен первой мировой войны. Их было двое. Один играл на аккордеоне, другой на басе. Зазвучали чешские народные мелодии. Марек, постоянно бросавший взгляды на Машу, пригласил ее танцевать. Она отказалась, причем сделала это весьма деликатно.

— Вы знаете, — сказала Маша, — я с таким наслаждением слушаю эти мелодии. Танцевать под них, это все время подлаживаться под такт. Сама мелодия уплывает. Позвольте мне сегодня остаться слушательницей.

При этом она незаметно глянула на меня, требуя поддержки. Слегка подвыпивший Марек сначала сжал тонкие губы, потом сказал:

— Хорошо, пани Маша. Я понимаю так, что завтра танцевать со мной вы не откажетесь.

— Какой настойчивый кавалер, — напряженно улыбнулась Маша.

— Я — поляк, — сказал Марек и, подняв кружку, отпил глоток пива.

Его настойчивость не понравилась мне, но, в общем, он вел себя довольно элегантно. Я только не понял, почему он приехал в Прагу один. Мог бы взять с собой если не жену, то хотя бы любовницу.

В отель мы вернулись ночью. В этот раз я спал, как убитый. Если бы под окном грохотали пушки, наверное, и они не смогли бы разбудить меня. Проснулся я оттого, что солнечные лучи упали на лицо. Маша лежала рядом и смотрела в потолок.

— Ты давно не спишь? — спросил я.

— Наверное, — ответила она.

Я повернулся к ней лицом.

— С тобой все в порядке? — спросил я.

— Да, — ответила Маша. Она все так же лежала на спине и смотрела в потолок. Потом спросила:

— Ты когда-нибудь напишешь, как мы с тобой были в Праге?

— Не знаю, — ответил я. — Я никогда не задумываю заранее. Тема приходит сама собой. Разве я мог когда-нибудь предположить, что встречу тебя?

— А правда, вот ведь как люди встречаются? Ты живешь в Сибири, я в Москве за три тысячи километров. И, несмотря на это, мы встретились.

— Так было угодно Господу Богу, — ответил я и добавил: — Зденка обещала заехать в четыре часа.

Маша поцеловала меня в щеку.

Млинек, куда нас привезли, оказался действительно похожим на древний замок. Как объяснил нам Поспишил, когда-то здесь располагалась водяная мельница. Потом необходимость в ней отпала и мельничный комплекс переделали под роскошный центр отдыха. Мукомольное помещение, где раньше стояли жернова, превратили в великолепный зал с колоннами, отделанный деревом. В одном его углу располагалось небольшое возвышение, на котором стояли дубовые столы со скамейками по бокам. Как я понял, за этими столами проходили трапезы. В противоположном углу этой же стороны зала располагался бар.

Снаружи вдоль всего здания проходил бетонный желоб с водой, в котором было установлено огромное деревянное колесо с лопастями. Когда-то оно приводило в действие жернова. Сейчас выполняло декоративную роль.

В соседнем здании располагались комнаты для гостей. Сразу за ним находился пруд.

Бывшая мельница была построена в узкой долине, по обе стороны которой поднимались покрытые лесом горы. Как нам сказала Зденка, по другую их сторону была Австрия. Маша пришла в восторг и от Млинка, и от его окрестностей. Мы прошли с ней по дамбе пруда, постояли у скалы, обрывисто спускающейся к самой воде, полюбовались на зеркальную гладь водоема. У самой его поверхности вдруг сыграла крупная рыба и по воде пошли большие расходящиеся круги. Потом раздался еще один всплеск и на воде появились новые круги. По всей видимости, это играли карпы.

— Словно дают представление специально для нас, — заметила Маша.

К ужину список гостей пополнился. К Млинку подъехали четыре легковые машины. На двух приехали два чешских писателя с женами, на остальных — деловые партнеры Поспишила, тоже с дамами.

За ужином было много вина и шуток. Разговор велся на чешском, из всех присутствующих его не понимали только Маша и жена Фаркаша. Но над Машей взяла шефство Зденка, оказавшаяся неплохой переводчицей. Фаркаш переводил жене сам. Поспишил рассказал нам о Южной Чехии. Сказал, что Ярослав Гашек был родом отсюда и его могила находится в получасе езды от Млинка.

Много говорили о Карле Чапеке, чьей изящной прозой я зачитывался одно время. В отличие от солдатского юмора Гашека юмор рафинированного интеллигента Чапека казался мне если не ближе, то интереснее.

Мы сидели за большим столом в затемненном углу ярко освещенного зала. Издалека доносилась негромкая мелодичная музыка. После нескольких рюмок вина некоторые гости захотели танцевать. Марек тут же подскочил к Маше и потянул ее за руку из-за стола. Он был немного бесцеремонен, но на его лице играла такая обескураживающая улыбка, что отказать ему было невозможно. Маша посмотрела на меня, я пожал плечами, как бы говоря: «Я тебе здесь не советчик», — и она пошла танцевать. Вскоре за столом остались только мы с Ласло Фаркашем. О литературе уже было много сказано и Фаркаш начал говорить о рыбалке.

— Ты видел, как плещется рыба в здешнем пруду? — спросил он. — Это карп. У нас в Балатоне тоже много карпов.

Ласло говорил чуть заплетающимся языком, он уже немного захмелел. Окинув взглядом танцующих, он подвинулся на скамейке, положил руку мне на плечо и сказал:

— Но вы, русские, не умеете готовить рыбу. Я однажды был у вас на Волге и ел уху. Ее варили из осетра, судака и кого-то еще. Все было слишком жирно и невкусно. Настоящая уха — это халасли. Если бы у меня был карп, я бы угостил тебя ей. Это объедение. — Ласло сложил пальцы в щепоть и поцеловал их. — Завтра утром мы с Мареком наловим карпов.

Музыка кончилась, танцующие подошли к столу. Марек налил вина себе и Маше и, не обращая на меня внимания, предложил ей выпить «на приятельство». Он жадно, большими глотками выпил свое вино, Маша к фужеру не притронулась. Снова заиграла музыка и Марек опять потянул Машу танцевать. Она посмотрела на меня, но я