Маша прильнула к иллюминатору, чтобы лучше рассмотреть пейзаж незнакомой страны. Но самолет из солнечного пространства погрузился в облака и за стеклом проплывала лишь белая вязкая мгла. Несколько раз нас встряхивало и некоторые из пассажиров, расширив глаза, нервно хватались за ручки кресел. Но вот мгла поредела и внизу мелькнули желтеющие короткой стерней убранные поля, асфальтовые дороги и маленькие деревеньки с красными черепичными крышами домов.

Самолет пошел над самой землей, коснулся колесами бетонной полосы, по краю которой засверкали огни сигнальных фонарей, затормозил так, что нас по инерции стало прижимать к передним креслам. За окнами шел дождь, бетонное поле аэродрома блестело от влаги. Шагнув на трап, внизу которого стояла девушка в незнакомой нам темно-синей униформе, мы огляделись. На пражском аэродроме все выглядело так же, как и у нас. Даже длинное серое двухэтажное здание аэропорта походило на наши. Отличие состояло лишь в том, что на кабинах всех аэродромовских машин вместо привычных «Аэрофлота» или «Сибирь» были нарисованы три буквы CSA. Сырой, набухший от дождя воздух был пропитан запахом керосина.

Мы не сдавали вещи в багаж, все, что взяли с собой, вошло в две небольших сумки. Маша расстегнула свою сумку, достала зонт, раскрыла его над головой. Под мелким дождем мы прошли к зданию аэропорта, где сразу оказались в зале паспортного, а затем таможенного контроля. Миновав их, через узкие двери вышли в зал для прилетающих и улетающих пассажиров. У самого входа в него, выстроившись в две шеренги, стояли встречающие. У многих из них в руках были таблички с фамилиями или названиями фирм. Маша окинула взглядом встречающих и сказала:

— Это тебя.

Впереди стояла девушка с белым листком бумаги, на котором крупными печатными буквами было выведено: «БАУЛИН». Мы остановились перед ней.

— Пан Баулин? — спросила девушка, обнажая в официальной, но приятной улыбке красивые ровные зубы. От меня не ускользнуло, что Маша быстрым взглядом окинула ее с ног до головы.

— Да, — сказал я. — А это моя пани. Ее зовут Маша.

Маша улыбнулась казенной настороженной улыбкой.

— Меня зовут Яна, — сказала девушка. — Мне поручено вас встретить. Как вы долетели?

— Спасибо, хорошо, — ответил я.

— У нас небольшой дождь, но вообще обещают хорошую погоду, — сказала Яна.

Она говорила по-русски с небольшим, приятным акцентом. Мы проследовали вслед за ней через зал, вышли на улицу, под дождем прошли к автомобильной стоянке, где нас ждала машина. Шофер положил наши сумки в багажник, мы с Машей сели на заднее сиденье, Яна — на переднее.

— Вы когда-нибудь были в Праге? — спросила Яна, повернувшись к нам.

— Нет, — ответил я.

— Вам у нас понравится, — сказала она. — Прага красивый город.

Машина выехала на трассу, по обе стороны которой росли фруктовые деревья. За ними виднелись убранные поля. Меня удивило, что ни на одном из них не было видно ни одной копны соломы. Яна снова повернулась к нам и сказала:

— Я хочу поведать вам о программе.

Я насторожился, услышав редко употребляемое ныне в русском языке слово «поведать». У нас оно означает рассказать какую-то историю. Яна использовала его в типично чешском смысле, где его можно перевести, как сообщить, проинформировать. Мне в голову сразу пришла большая близость наших языков.

— Сегодня у вас день на адаптацию, — сказала Яна. — Я вас устрою в отеле и можете погулять по Праге. Отель в самом центре города, в старой его части. Завтра в двенадцать часов презентация в издательстве. Послезавтра вы поедете в Южную Чехию на старую мельницу. По-чешски называется: «Млинек». Там будет вечер отдыха. Переночуете, а на следующий день вечером возвратитесь в Прагу. Если захотите остаться в Праге на два-три дня, сообщите об этом. Мы зарезервируем отель.

Машина въехала на окраину чешской столицы. Серые одно- и двухэтажные дома под черепичными крышами были похожи один на другой. Машина долго шла вдоль них, проехала по небольшой круглой площади, потом по неширокой улице с несколькими изгибами, нырнула в тоннель, освещенный голубоватыми неоновыми лампами, и выскочила на одетую в гранит набережную красивой реки со множеством мостов. На одном из них с каждой стороны стояли высокие колонны с крылатыми ангелами наверху.

— Отель прямо за этим мостом, — сказала Яна.

— Как называется эта река? — спросила молчавшая всю дорогу Маша.

— Влтава, — ответила Яна. — Красивая, правда?

— Да, — сказала Маша.

В отеле Яна отдала наши паспорта портье, вручила нам ключ от номера и конверт с деньгами.

— Это аванс в счет гонорара, — сказала она. — Остальное получите завтра. Отдыхайте.

Мы поднялись в номер, окно которого выходило на Влтаву. Поставили сумки на пол, сели каждый на свою кровать и я ощутил в душе странную пустоту. Я впервые почувствовал себя абсолютно одиноким и беззащитным, как переползающая через дорогу улитка перед колесами автомобиля. Так далеко от дома я еще не забирался. Маша привстала с кровати и выглянула в окно. На противоположном высоком берегу Влтавы виднелся величественный храм готической архитектуры.

— Что это? — спросила она, указывая на храм рукой.

— Пражский Град, — ответил я. — Можно сказать, их кремль.

— Откуда ты знаешь? — удивилась она.

— Перед тем, как отправиться сюда, я почитал историю Чехословакии и полистал кое-какие туристические проспекты. Что будем сейчас делать?

— Смотреть город. Что же еще? — Она подошла к окну и стала рассматривать набережную.

Я достал из кармана конверт, вытащил из него деньги. В нем было пятьдесят купюр по сто крон каждая. Маша подошла ко мне, взяла одну купюру, повертела ее перед глазами, внимательно посмотрела на свет. Потом сказала:

— Я видела старинные русские деньги с портретами Петра и Екатерины. Они красивее.

— С красивыми деньгами жалко расставаться, — ответил я.

Она вернула мне купюру и спросила как-то нехотя:

— Уже переодеваться?

Я подошел к окну. Небо над Влтавой посветлело, в облаках появились разрывы, сквозь которые проглядывали похожие на мозаику кусочки голубизны. Пражский град при смене освещения выглядел еще красивее и величественнее. Крылья ангелов, стоящих на мосту через Влтаву, светились позолотой.

Мы спустились в лифте на первый этаж, я подошел к портье и отдал ключ от номера. Носить его с собой было невозможно.

К ключу был приделан похожий на гирю деревянный набалдашник с обозначением номера комнаты. Очевидно это делалось для того, чтобы постояльцы не забирали ключи с собой. Портье подал мне наши паспорта и карточки гостя.

— Скажите, — обратился я к нему по-русски, — у вас нет карты Праги?

— Мапы? — портье посмотрел на меня, пытаясь понять, чего я хочу.

— Да, да, мапы, — кивнул я.

Он сунул руку под стойку и достал карту. Я развернул ее и