Но они не совсем идиоты и могли счесть меня слегка не в себе после обряда, да и переполох получился знатный. Такое не утаишь. Так что, если на Совете решат, что тебя нельзя оставлять в живых, то и меня ждёт такое же наказание.

— Ну, допустим, ты был слегка не в форме, чтобы прикончить меня даже при всем желании, — презрительно отмахнулась я, и в тот же момент охнула, когда жесткие пальцы слегка сжали моё горло. Роман вроде бы только что сидел на стуле обвисшим кулем, и вот его глаза прямо напротив моих, и обгоревшая кожа царапает мою шею.

— Сука, — прохрипела я. — А я тебя еще лечила.

Пальцы Романа сжались чуть сильнее, а потом он отпустил меня и опять почти по-стариковски поплелся к своему стулу. Все действо заняло лишь краткий момент, и я даже понять ничего не успела.

— Никогда не нужно недооценивать окружающих, Яна, — пробурчал Роман. — Посмотри на меня сейчас. Это потому, что я посчитал себя чрезмерно умным и достаточно осторожным и не учёл, что кое-кто может быть ничуть не глупее и намного наблюдательней большинства.

— Что же ты тогда не прикончил меня, если мог? — почти детская обида подступила к горлу, и в глазах почему-то защипало от сознания собственной слабости.

— Причин много. Но есть две главные. Во-первых, не я тот, кто провел тебя через Восхождение, так что не моё право и обязанность было решать, что с тобой делать прямо после него. И вторая — ты все еще нужна мне. Я все равно не намерен проигрывать. Совет собирали совсем недавно. Поэтому сделать это быстро снова не смогут. Так что, думаю, у нас где-то месяц. За это время ты должна многому научиться. Потому что каким бы ни было решение Совета, умирать я пока не собираюсь, как и терять хоть и бестолковую, непредсказуемую, эгоистичную, безответственную, но на данный момент управляющую такой огромной силой союзницу. Скажу сразу. Эта сила твоя не навсегда. Ты только временный сосуд, можно сказать, регент. Но пока я вынужден иметь дело именно с тобой, я намерен сделать все что угодно, чтобы ты выжила. На это ты можешь полностью рассчитывать. И готов пойти на многое ради этого. Но и от тебя я потребую полной отдачи сил. Игры кончились, и в твоей жизни начался новый этап. Сын, которого ты носишь, совершенно особенный. И теперь ты ответственна за него, как за самую великую ценность.

Я ощущала себя в тот момент уже совершенно вымотанной, пришибленной и слегка оглушенной. Все, что я хотела — ванна и постель. Поэтому единственное, что я тогда спросила:

— С чего ты так уверен, что у меня не девочка?

— Потому что это твой ребенок протащил тебя через Восхождение. Для этого нужна сила Дракона. А девочки никогда не владеют ею.

Мой усталый мозг совсем уже не готов был фильтровать то, что я говорю, поэтому следующее вырвалось само собой.

— Рамзин… Он многих провел через это… Восхождение? — не знаю почему, замерла в ожидании ответа. Какое мне, в сущности, дело?

— Нет, — помедлив, ответил Роман.

— А неудачные у него были?

— Почему ты спрашиваешь? Соскучилась по любовнику? Хочешь вспомнить, как это — быть опоенной и оттраханой до бесчувствия? — презрительно выплюнул Роман.

— Пошёл ты! — мы сцепились взглядами, и мне в тот момент очень хотелось двинуть ему, наплевав на то, что он сейчас такой, мать его, убогий.

— Расслабься, не было у твоего Рамзина ни одного Восхождения. Он тебе, можно сказать, девственником в этом смысле достался. Хотя, если все пойдет, как я думаю, он им и останется, — скривил он обожженные губы в жутковатую ухмылку.

— Яна! — Роман говорил вроде и негромко, но все равно для меня, погрузившейся в свои мысли, это было неожиданно. — Ты долго собираешься пялиться в этот шкаф? Совет уже собрался, между прочим.

— Ну, без нас-то все равно не начнут! — огрызнулась я.

— Нет причин злить их заранее, — нахмурился Роман. — И старайся контролировать себя. Они должны поверить, что ты полностью управляема мной. Только так может все обойтись. Но если нет… Ты тоже должна быть готова.

Весь этот месяц наше с Романом проживание напоминало боевой лагерь, разбитый прямо в этих покоях. Мы спали по очереди, причем Роман, несмотря на истощение и ожоги, делал это только урывками. Поэтому у меня создалось впечатление, что он все же опасается того, что кто-то из доблестных братцев может захотеть устроить мне безвременную кончину от несчастного случая, скажем, в ванной. Еду тоже носил мне он. Единственное, что я получила не от него — это те самые вещи, которые раньше заказывала Амалии. Саму ее я не увидела, просто Роман принес и бросил на кровать большие пакеты. А еще он меня учил. Даже, правильней сказать, муштровал каждую минуту бодрствования, заставляя выискивать в себе ростки тех самых сил, о которых он постоянно талдычил. Я старалась как могла. Причем меня постоянно путало, что они были совершенно разные. Роман утверждал, что это потому, что одна — моя, а вторая ребенка, но мне от понимания не было легче с ними разобраться. А еще он выводил меня на прогулки, где я под взглядами наблюдающих издали братьев должна была изображать, как послушно внимаю каждому слову Романа. Ох и нелегко же мне это давалось. Выручало то, что близко никто не подходил, будто мы оба больны нехорошей болезнью, и они боятся заразиться. Мы готовились к Совету Ордена, как к чертовой спецоперации, и сегодня наступил час ХЭ.

— Да готова я, готова, — раздраженно ответила я, натягивая джинсы и футболку.

— Было бы лучше, если бы ты пошла в платье… но в случае чего да, так удобнее, — кивнул Роман, окидывая меня взглядом, пока я зашнуровывала кеды. — Пошли.

Я прошлась взглядом по комнате, понимая, что, возможно, больше сюда не вернусь, и вышла вслед за Романом.

14

— Что, на хрен, за любовь в вашем Ордене ко всяким подземельям и мрачной символической похабени? — прошипела еле слышно, спускаясь по каменной лестнице вниз.

Хоть и говорила я тихо, но все равно заработала от Романа предупреждающий гневный взгляд.

— Под ноги смотри! — рыкнул на меня он. — И держи рот закрытым, пока не обратятся лично к тебе.

— Да помню я все! — я воткнулась взглядом в бесконечные ступени, явно отполированные многовековым по ним хождением всей местной братии.

Лестница закончилась, и, повернув, мы оказались в длинном коридоре. По обоим сторонам в ряд стояли братья в своих серых рясах