или робах, бог их знает, и смотрели на нас. Роман уверено двинулся вперед, а я, сглотнув, пошла следом, подавляя желание передернуться от холодного ощущения устремленных нам в спины десятков глаз. С трудом удавалось подавить дурацкое желание развернуться и пойти спиной вперед. Каким бы ни был Роман козлом и манипулирующим мудаком, я за этот месяц поняла, что предательства от него ожидать не стоит, и лучше уж иметь за спиной его, чем целую толпу мужиков с непонятными мне мыслями. Ну, по крайней мере пока. А там уже посмотрим. Знаю только одно — буду стараться вырваться отсюда, чего бы это ни стоило. После того как ко мне постепенно ночь за ночью пришли воспоминания о том, как же, собственно, происходило моё пресловутое Восхождение, я поняла, что не позволю себе сдаться и не дам отнять нормальную жизнь ни у меня, ни у моего ребенка. Какой бы безалаберной и растерянной по жизни ни была я до этого, осознание того, что я больше не одна, меняло меня. Если никогда в жизни я не была готова что-то делать со своей жизнью, кроме как упиваться процессом ее разрушения, то теперь для меня действительно все менялось.

Связь с крохотным существом, растущим во мне, усиливалась шокирующе быстро. И да, Роман прав, именно мой ребенок вернул меня. Теперь я помнила все совершенно отчетливо. Момент, когда жизнь окончательно покинула меня, впитавшись в толщу алтаря с моей кровью. Это было потрясающее ощущение какого-то воспарения, неимоверного облегчения, окончательного освобождения. Так, словно тебя отпускает любая боль, о количестве которой ты и не подозреваешь до того момента, пока она не покинет тебя. И я рванула ввысь так стремительно, как только могла. Меня несло по бесконечной восходящей спирали мощным вихрем эйфории, и не было даже отголоска мысли повернуть назад и оглянуться на то, что оставляю. Там не было ничего, о чем стоило бы сожалеть или к чему желать вернуться.

Дракон Романа появился за спиной мрачной настигающей тенью. Он не воспринимался как друг — только как агрессор, сила, с которой я стала отчаянно бороться. Но силы были не равны, я была поймана, и Дракон потащил меня обратно вниз, и каждый миг этого снижения словно сдирал с меня слой за слоем на живую и причинял страшную боль. Все моё существо воспринимало действия зверя Романа, как насилие в исключительной неимоверной просто степени, и бунтовало против него, желая лучше обратиться в ничто, чем подчиниться. Я сопротивлялась неистово, но осознавала, что мне не победить в этой борьбе. Но и сдаться не была готова, потому что откуда-то знала — если подчинюсь, это изменит меня навсегда и будет окончательной гибелью. И тогда неизвестно откуда появился второй дракон, который был в отличии от Романовского, похожего на сгусток тьмы, сплетением из всех цветов огня. У меня дух захватило от его силы и великолепия. Никогда я не видела ничего более совершенного и страшного одновременно. Создание, сотканное из мощи, всю степень которой не был в состоянии охватить мой слабый человеческий разум. Как будто ты плоский рисунок, лишенный жизни, а пытаешься постичь создание, живущее в сотнях граней и измерений. Смотри хоть вечность, но не увидишь и сотой доли.

Огненный дракон в долю мгновенья будто поглотил меня, отшвыривая Романа прочь. Огонь окутывал меня со всех сторон, бесновался и льнул ко мне. Но не так, словно хотел сжечь, а как будто… любил меня. Осознание этого было таким обыденным, как нечто бывшее в тебе всегда, целую вечность, просто дремало до своего часа, и одновременно оглушающим и убийственным, как выстрел в упор из дробовика, разворотивший дыру в моей груди. Но времени на полное осознание у меня тогда не было, потому что этот Огненный великолепный зверь вдруг исчез так же стремительно, как и появился, и все, что я видела, как дракон Романа летит вниз, туда, куда он хотел забрать меня догорающей изломанной куклой, и вслед ему несся чудовищный пылающий шар. Я же будто зависла. Все во мне эгоистично хотело устремиться вверх к абсолютной свободе. Прикосновение неимоверного тепла и эмоций Огненного было прекрасным, но слишком кратким мигом. Недостаточным, чтобы захотеть не просто остаться, но и вернуться назад, где не виделось ничего достойного того, чтобы оказаться от такой манящей, опьяняющей дороги ввысь.

И тогда пришёл он. Призыв. Не голос, не слова, и даже не четкий образ. А просто отчаянный зов души, которая ощущалась такой безумно родной, любящей так кристально беззаветно, так истинно, что сила этого чувства взорвала меня, разрушая, стирая, распыляя в молекулы. А потом эта же сила собрала меня заново, вкладывая в каждую частичку новой меня эту абсолютную потребность другого существа во мне, только во мне во всем бесконечном количестве существ, живущих в бесчисленном числе слоев бытия. И эта потребность заставила меня развернуться обратно без единого сомнения, потому что свет, зовущий к свободе, померк для меня, утратив свою непреодолимую притягательность. Не время, у меня есть тот, ради кого я должна вернуться и сразиться за него. Я возвращалась, падая обратно в темноту, и лишь на мгновение мне тогда показалось, что я вижу мамино лицо, по которому катятся слёзы, но они от счастья. А еще издали будто взирали огненные глаза с облегчением и жадной тоской.

Но я не спешила посвящать Романа, что уже помню все обстоятельства обряда до мелочей, хоть он и старался меня расспрашивать, то и дело задавая неожиданные вопросы. Да, сейчас мы, может, и на одной стороне, но вечно так не будет. Просто потому что, несмотря ни на что, не намерена была оставаться в этом дурдоме, вне зависимости выиграет он в своей гребаной игре или нет. Мой ребенок не будет ничьей марионеткой и средством достижения каких-то целей, по хер на их возвышенность и судьбоносность. И уж тем более я не позволю никому убить нас, просто потому что кому-то так кажется правильней. Поэтому я, может, и не профи и даже не любитель, а жалкий чайник во всяких политических интригах, но собираюсь использовать все, что могу понять и заметить в собственных целях. Абсолютно ясно, что Роман рвется к власти в Ордене и совершенно неважно, что он прикрывается идеями великого реформаторства ради всеобщего блага. Для меня важно другое — он будет использовать меня и моего ребенка. С другой стороны у нас Глава. Тот явно не намерен выпускать из своих рук бразды, и кроме всего прочего я так понимаю, что