— Забудешь тут, если ты мне талдычишь об этом каждый день и в день по сто раз, — огрызнулась я и открыла шкаф. — И я бы на твоем месте не радовалась возвращению к прежнему облику. Так, пока ты весь в шрамах, тебя хоть пожалеть можно и не видно надписи во весь лоб «Я самый надменный мудак в мире!». Хотя нет! Глава покруче тебя будет!

Подобные взаимные милые гадости стали уже для нас привычными за этот месяц. Поэтому Роман уже даже не заморачивался мне отвечать, а просто подошел к окну и с невозмутимым видом уставился в окно. Типа, за все эти века он что-то не успел там рассмотреть. Надо сказать, что особой альтернативы в общении у меня не было, потому как никто больше из орденоносных братьев со мной не общался. Даже Глава ни разу не появился с того момента, как мы с Романом выползли на свет Божий, опираясь друг на друга. Тогда в том коридоре Роман долго пытался объяснить мне, как я должна направить энергию, чтобы исцелить его. Но проблема в том, что я не ощущала никакой энергии и не понимала, как я должна направлять то, чего нет. Роман злился, сипел и кашлял и довел и так вымотанную меня до телепучки. Все, чего мне хотелось — это не сидеть с ним рядом на холодном каменном полу, а пойти найти источник воды и пить до тех пор, пока не лопну. Жажда была просто невыносимой. Поэтому, вконец разозлившись, я просто схватила его за обе руки и, зажмурив глаза, представила просто картинку того, как из моих ладоней вытекает нечто похожее на светящуюся ослепительным изумрудом тягучую жидкость и просачивается сквозь кожу Романа. Мне удалось сосредоточиться всего на доли секунды, и, когда я открыла глаза, Роман выглядел по-прежнему ужасно, но при этом уже смог подняться на ноги, скрипя зубами и постанывая, и даже потянул меня вверх. Так мы и шли, как два боевых товарища или сильно поддатых алкаша, покачиваясь и опираясь на соседа. Причем по ходу движения память возвращалась ко мне, словно отматываемое назад изображение. Я смотрела по сторонам и вспоминала, что вот этот поворот и арку я помню, а по этой лестнице мы сюда спускались. На большее мой мозг пока был явно не способен.

Когда мы наконец, пошатываясь, выползли на огромный внутренний двор, нас ждало то ещё зрелище. Повсюду из-за высоких стен замка поднимался густой черный дым, который плотной завесой отгораживал и сам замок, и двор от внешнего мира. Видимо, горела та самая черная маслянистая жижа, которой был наполнен ров. Редкие деревья и кусты, которые служили украшением до этого, сейчас догорали, и между ними метались братья с перепачканными лицами и пропалинами на одежде и суетливо тушили все, что придется. Но главным украшением двора был остов полностью выгоревшего и сейчас потушенного вертолета, что не могло не вызвать моей злорадной ухмылки, несмотря на то, как мне было хреново. Оглянувшись назад, можно было увидеть все перекошенное и даже можно сказать оплывшее низкое строение, которое еще недавно гордо именовалось храмовым. Сейчас вид оно имело весьма плачевный.

— Похоже, что-то тут хорошенько шарахнуло, — сглотнув, пробормотала я.

— Не что-то, а кто-то. И я даже знаю кто, — ответил мне Роман и, глухо застонав, отстранился от меня, выпрямляясь. — Чего встала? Шевелись и иди прямее да сделай лицо поуверенней. Если мы сейчас покажем слабость, боюсь, нас прикончат. Не думай, что каждое Восхождение приводит к таким последствиям. Тем более у меня вообще нет уверенности, что ты его прошла.

— Да ёпт! Что вы за люди-то такие? — слабо возмутилась я. — Ну только и думай каждую минуту, чтобы тебе нож не воткнули между лопаток! — и тут же ко мне опять вернулось воспоминание о том, как сам Роман всаживает кинжал мне в грудь. — Кстати о ножах! Ты просил меня довериться тебе, а сам привязал к гребаному куску стекляшки и пытался убить!

— Давай мы обсудим все нюансы произошедшего позже и наедине, — шикнул на меня Роман и зашагал вперед, почти достоверно изображая бодрую походку. Учитывая, как он выглядел внешне, выглядело очень стремно. Фильмы ужасов отдыхают. Хотя нужно быть честной. Мы оба выглядели не фонтан. Голые, все в копоти и грязи, но мне было как-то не до того.

— Да уж, будь уверен, что мы это обсудим, — пообещала я Роману в спину и поплелась следом. — И не надейся, что я забуду за то время, пока ты оклемаешься.

Когда нас заметили остальные братья, то они побросали свои дела. По мере нашего с Романом приближения они сбивались в кучу и смотрели на нас с ужасом и отвращением. Ну ладно. Не на нас. Только на меня. Когда мы подошли вплотную, Роман, несмотря на то, что явно еле передвигался, стал так, чтобы почти перекрывать обзор остальным на меня. Некоторое время царило напряженное молчание, и я себя реально ощущала стоящей на открытом пространстве прямо перед окопом врагов, которые решали, кто же нападет первым. С каждой секундой угрозы в воздухе становилось все больше, и наконец один из братьев открыл рот, очевидно, собираясь спровоцировать остальных. Но Роман не дал ему этого сделать.

— Я требую созыва Совета для решения участи этой женщины и моей собственной, — сказал он на удивление чистым и мощным голосом, будто и не сипел едва слышно совсем недавно.

В толпе тут же наметилось замешательство, и братья стали шокировано переглядываться между собой, бормоча как обеспокоенная вторжением пчелиная семья.

— Ты точно понимаешь, о чем говоришь, брат Роман? — из-за спин остальных протиснулся уже смутно мне знакомый рыжий дылда с длинной косой, обмотанной вокруг его шеи.

Мне он запомнился тем, что единственный не сливался с общей серой массой и имел нечто, напоминающее все же собственного мнение. Сейчас он внимательно смотрел на Романа, избегая даже вскользь касаться взглядом меня. На его лице не было особой симпатии к Роману, но он явно был из тех парней, кто все старается сделать правильно, а не исходя из сиюминутных эмоций.

— Брат Маверик, у тебя есть причины сомневаться в моей адекватности и взвешенности решений?

Вот я бы на месте этого рыжего точно сомневалась бы не только во вменяемости хорошо прожаренного Романа, но и вообще всех присутствующих, но ведь меня никто и не спрашивал.

— Просто хочу знать, помнишь ли ты, что, если Восхождение этой женщины… пошло не так, тебе не обязательно обрекать себя на чрезмерную за