А что происходит с теми, кого отсеяли? С теми, кто предоставлен собственной судьбе?

Такие зачастую идут в услужение к магам, не за золото, не за серебро, а за науку, за шанс научиться контролировать свой дар. Но всегда остаются те, кто уповает на Дев и пытается жить обычной жизнью, женится, заводит детей, торгует и даже начинает верить, что все обойдется. Но не обходится. Никогда. Что-то случится – заболеет ребенок, муж зачастит к пышке-булочнице или убежит молоко в очаге – сила вырвется и ударит по первому, что попадется под руку. Дай богини, отделаешься малой кровью, и расколется лишь точильный камень, с которого соскользнул нож, поранивший магу руку. А если нет? Если расколется камень, положенный в фундамент, и дом рухнет, погребая под собой и хозяев, и гостей, и случайных прохожих?

Одна из самых известных вспышек силы привела к наводнению в провинции Литье и гибели двух сел. Вот в таких случаях в дело и вступают жрицы. Те, кто приносит вред своей магией, попадают в Отречение и очень редко возвращаются. Их наказание – рабский ошейник и полная изоляция от магии. Их жизнь – это работа во искупление. И тогда может быть, всего лишь может быть, через несколько лет они смогут вернуться в мир.

Бывает, не попав в Магиус, бедняки идут прямиком к жрицам и просят отрезать их от силы. Лучше жить обычным человеком, чем рабом.

Ходили слухи, что мисс Ильяна давно просит князя расширить факультет и объявить дополнительный набор. Но пока, судя по всему, Затворник хранит молчание.

То, что произошло в доме целителей, никак нельзя назвать правильным. Я не контролировала изменения, они происходили стихийно. Частицы разогнались, огонь вспыхнул прямо перед моим лицом, опалив брови и ресницы. Белые бинты на руке у незнакомца занялись буквально за секунду.

Но то, что случилось потом, произошло еще быстрее. Я уловила эхо чужих беспорядочных изменений, и лезвие, которое должно было вспороть щеку, замерло в пространстве, как и любой другой металл, когда кто-то пытается изменить его свойства. Грохнул выстрел, но свинцовый шар (я не хотела гадать, в кого из нас он должен был попасть) тоже завис в воздухе, подчиняясь беспорядочной хаотичной магии. Не моей.

Мужчина за спиной, вместо того чтобы бросить раскалившееся лезвие, заорал. Я подалась назад, уходя от его горящей руки, всем телом отталкивая белобрысого. Шляпка слетела с головы и покатилась по полу. Я вырвалась и едва не налетела на стену. Незнакомец тряс горящей рукой, пытаясь сбить пламя. Раскаленный нож он так и не бросил, хотя ему наверняка было очень больно.

Свинцовая пуля, потеряв энергию, упала. Гэли стояла рядом с девушкой в белом, напуганная, но вместе с тем решительная – рука вытянута, на кончиках пальцев ощущалось остаточное эхо изменений, словно нити невесомой паутины, повисшей в воздухе.

Кристофер перехватил метатель, как дубинку, и бросился на белобрысого. Но тот взмахнул горящей рукой и едва не ткнул этим факелом рыцарю в лицо. Оуэн отпрянул. Старик с пучками седых волос крякнул и огрел душегуба костылем по загривку. Незнакомец издал сдавленный вскрик, затравленно оглянулся и… с утробным криком бросился к широкому окну в конце коридора. Наверное, этого не ожидал никто, даже Крис, бросившийся следом.

Короткий, всего три шага, разбег, и неизвестный врезался в стекло, словно бык – наклонив голову, закрывая рукой лицо от летящих во все стороны осколков. Его забинтованная рука все еще горела.

В коридор ворвался холодный ветер, принесший с собой ворох ледяных снежинок. Пламя в светильниках заметалось за матовыми стеклами и погасло.

Оуэн выглянул в разбитое окно, помянул демонов Разлома и почему-то первого князя и бросился бежать по коридору к лестнице.

На негнущихся ногах я подошла к окну. Белобрысый неловко выбирался из невысокого сугроба. Рука больше не горела, бинты сменили цвет с белого на черный. Я погасила бушующее внутри пламя испуга, погасила, как учила мисс Ильяна, переключившись на противоположную стихию. Скорость – на предельный покой, пламя – на лед. Если твой камень преткновения, твой вылетающий без спроса снаряд – огонь, всегда хватайся за воду.

И снег вокруг беглеца растаял и застыл, обернувшись ледяной ловушкой.

– Так тебе! – выкрикнула подошедшая к окну Гэли.

Тот словно услышал, хотя ветер был такой, что отбрасывал занавески под потолок, а хлопья снега далеко в небо. Незнакомец задрал голову и оскалился, как зверь.

Я даже не поняла, что произошло потом. Одна нога белобрысого была скована льдом по бедро, вторая по колено, но он, продолжая безумно улыбаться, достал из кармана маленький цилиндр, похожий на тюбик губной помады, которой матушка запретила мне пользоваться под угрозой монастыря. Достал, посмотрел на Гэли и уронил под ноги, будто бы случайно…

Бумкнуло так, что оставшиеся в раме стекла посыпались на пол. Снова закричала девушка из приемной. Казалось, стены вздрогнули от проникающего в каждую клеточку тела вибрирующего звука.

Лед разлетелся на тысячи кусочков, и освобожденный незнакомец бросился бежать, подворачивая ногу – прыжок со второго этажа не прошел для него бесследно. Немного нелепый в обгоревших бинтах, в домашней одежде посреди зимы, хромающий… Задержать такого будет очень просто… Как же я тогда ошибалась!

– Все еще расстраиваешься, что пропускаешь самое интересное? – спросила у Гэли.

– Не дом целителей, а злачный притон, – высказался старик, пытаясь опереться на костыль.

– Именно так я и напишу отцу, – кивнула подруга. – Ни минуты не останусь в этой богадельне!

А на лестнице уже слышались торопливые шаги и громкие голоса. К сугробу под окнами выбежал Крис, оглянулся и зло пнул ледяную крошку. А я попыталась представить, насколько наш вояж понравится серой. Выходило, что ни насколько.

Сцепив подрагивающие руки, я прошлась из одного угла комнаты в другой. Крис сидел на стуле и возмутительно спокойно следил за мной, заставляя еще больше нервничать. Дверь открылась, и вошедшая Гэли трагичным голосом проговорила:

– Все, приехали серые.

Оуэн тут же встал, подошел к широкому окну, отодвинул портьеру, вглядываясь в снежную круговерть. Я остановилась за его спиной. Напротив крыльца дома целителей стояла закрытая черная карета, обшарпанная и немного просевшая, казалось просто кричавшая о принадлежности к чиновничьей конторе средней руки.

– Смертная служба, – проговорил барон. – За телом. Лучший дом целителей в Льеже – и убийство. Серые просто взвоют. А вот думать надо было, прежде чем помещать сюда опасного преступника! – с нескрываемым злорадством добавил он.

– Так потому и поместили, что лучший, – ответила Гэли. – В другом он бы сразу умер.

– Откуда знаешь? – Рыцарь опустил ткань, закрывая окно.

– Упала в обморок. – Подруга пожала плечами. – Ну почти упала, когда они попытались допросить. Пока целители возились, слышала их разговор. Серые злятся, та девушка из приемной плачет. От меня отстали, но это ненадолго.