Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Расскажи об этом своей крысе. — Пурна глубоко вдохнула и направилась в переулок. — Ладно, чем раньше вернемся назад с жертвами, тем быстрее сможем напиться в этой дерьмовой таверне.
— Тебе нужна помощь? — спросил Мрачный.
— Нет, это мое дело, — ответила она. — Если я собираюсь пройти через все это, то, по крайней мере, должна принести пса сама.
— Она собирается напиться перед вызовом демонов? — В голосе Гын Джу прозвучало неодобрение.
— У тебя хватит духу сделать это трезвым? — спросил Мрачный. — Сомневаюсь. Не хотелось бы хвалить Хортрэпа, но у него крепкий саам, и он щедро делится своими запасами. Всем известно, что немного подымить перед тем, как связаться с силами Изначальной Тьмы, — это значит проявить должное уважение к ним.
— Всем известно, да? — Гын Джу снова высвободил руку из крепкой хватки Мрачного и забрал мешок с крысой. — По крайней мере, я могу нести ее. Шапку, которую попросила у тебя Пурна, подарила Чи Хён, да?
— Да. — Увидев, как Пурна возвращается назад, прячась в тени домов, с чем-то большим, завернутым в синюю шерсть, он вздохнул с облегчением. — Похоже, все в порядке.
— Я бы взялся выстирать ее для тебя, но у меня рука занята. — Гын Джу приподнял мешок с крысой.
Мрачный хотел бы хладнокровно принять слова друга, отшутиться или, по крайней мере, не придать им значения, но это было так отвратительно, что он скривился, как от боли. Гын Джу в ответ лишь рассмеялся, и этот непривычный смех по такому жуткому поводу, в таком жутком месте, где они втроем готовились к такому жуткому действу, прозвучал еще диковинней, чем все разговоры о том, чем предстояло заняться нынешним вечером.
— Эй, какого хрена вы здесь делаете? — прозвучало с верхнего этажа соседнего с лавкой дома. В комнате было темно, и они не разглядели даже силуэта, только черный прямоугольник окна на сером фоне стены. — Я видел, как вы шастали по деревне и повсюду совали нос. Вот, значит, кто таскает чужое добро, словно вам принадлежит все вокруг, надо только протянуть руку!
— Мы не воры! — запротестовал Мрачный, но, видимо, слишком громко, судя по тому, как зашипела на него Пурна.
— Говорят, вы крадете кошек! Наших кошек! Зачем вы пришли сюда? За моим несчастным псом?
— Так это ваш пес, господин? — спросила Пурна.
— Да, демоны тебя подери, мой! Верните его туда, где...
— Пес умер! — В голосе Пурны слышалось нешуточное раздражение. — От голода, насколько я могу судить. Или от побоев. Я заберу беднягу и похороню в лесу. Попробуй еще что-нибудь вякнуть, я вернусь и сожгу, на хрен, дом. Вместе с тобой.
Наступила тишина, а потом ставни с шумом затворились.
— Если бы я знала наверняка, что он не врет и не мучается сейчас от боли в заднице, то обязательно подпалила бы эту помойку, — заявила Пурна и направилась к развалинам церкви, где ждали остальные.
Больной пес тихонько подвывал у нее на руках и обессиленно вилял хвостом. Мрачный вместе с Гын Джу двинулся следом, и камень у него на сердце был куда тяжелей, чем мешок с крысой в руке.
Черная Моль была отвратительной умирающей деревней посреди болотистого, полного опасностей леса. Ее населяли по большей части грубые охотники, неряшливые звероловы и совсем уж грязные углежоги. В ее защиту можно сказать лишь одно: здешний люд предпочитал свои обычаи учению Вороненой Цепи.
Большой идол, что торчал на площади рядом с виселицей и доской объявлений, не напоминал ни Падшую Матерь, ни кого-либо еще из скучных святых. Этот парень имел восемь разных лиц, и каждая из пяти вытянутых рук держала ворох окровавленных шкур, над которыми жужжали мухи, а под тремя ногами лежали свежие болотные цветы и овощи. Церковь же цепистов стояла за околицей деревни, на небольшом холме среди зарослей ежевики и полуобвалившихся могильных камней. Дверей у этого небольшого строения не было вовсе, и, пока Мрачный в сумерках поднимался по склону, прорывавшийся изнутри свет напоминал ему о горящем черепе, который держала в руках королева Прекрасноликая, когда шла сквозь Ведьмин лес. Эта достойнейшая из предков Мрачного тоже повстречалась в лесу со злобными тварями, но одолела их, так что и у сегодняшней песни может быть столь же счастливый конец.
Но стоило войти в поросший мхом дверной проем и увидеть приготовления, как бодрое настроение Мрачного мгновенно испарилось. В дальнем конце единственной комнаты красным песком был выложен круг, а в нем — пентаграмма. В ее центре на уродливом птичьем черепе стояла тонкая свеча, а по углам рассадили животных. Они выглядели очень несчастными, когда их поймали, но сейчас успокоились и завороженно смотрели на зеленое пламя свечи. Черную кошку Мрачный принес самой первой, а потом поймал для Хортрэпа еще одну, полосатую. Барсука добыла мать Мрачного. Сначала она пришла с худосочным опоссумом, но Хортрэп заявил, что больше не станет иметь дело с этими животными. Когда над его суеверностью начали смеяться, он пожал плечами и объяснил, что так следует из описания ритуала.
— Наши охотники вернулись, — сказал Хортрэп, не поднимая головы и продолжая рыться в объемистом мешке. — Добродетельная мать Мрачного снова ушла, и, как только она вернется, мы начнем наш кошачий цирк.
— А куда делись остальные? — спросил Гын Джу, обращаясь к Хортрэпу, но разглядывая необыкновенную картину в глубине церкви. — Что-то я нигде не заметил ни волчицы, ни повозки.
— Они же еще не уехали? Нет? — В голосе Пурны слышалось отчаяние, ее лицо раскраснелось в долгом пути с псом на руках. — Куда мне его положить? Я хочу перехватить их, пока не поздно!
— Они уже далеко, — усмехнулся чему-то своему Хортрэп и достал из мешка бронзовую пирамидку, а потом, взглянув на расстроенную Пурну, продолжил: — В таверне. Они думали, что встретятся с вами по дороге. Я так понимаю, вы еще даже не начинали своих долгих рыданий по поводу кратковременной разлуки?
— Мама с ними? — спросил Мрачный.
В его воображении сцена с сидящими за одним столом матерью и Дигглби с адской скоростью разворачивалась то в жуткую драку, то в мирную беседу, но в обоих случаях он должен быть рядом.
— С ними. Положите куда-нибудь собаку и... Пошел вон!
Дружелюбный тон Хортрэпа сменился рычанием. Мрачный проследил за взглядом колдуна и увидел Гын Джу, шагающего прямо по кромке песчаного круга. Непорочный покачнулся, и Хортрэп ткнул его пальцем в грудь:
— Я велел тебе смотреть на свечу? Нет? Ну так и не смотри!
— Я... что? — сонным голосом спросил Гын Джу, протер глаза и неуклюже шагнул в сторону разъяренного Хватальщика. — Ты не говорил, что нельзя.
— Ты не говорил, что нельзя! — передразнил Хортрэп. — Послушайте, детки, до конца этой ночи вы не должны делать ничего, кроме того, что я прикажу.
— Я отправляюсь в таверну выпить на посошок с Дигом и Неми, — объявила Пурна, опуская на пол пса, завернутого в накидку Мрачного.
У того не хватило духу попросить свою одежду назад.