Если побегу вперед, к восточному краю плоской вершины, рискую попасть стрелку на мушку. Если назад, откуда пришла, — могу наткнуться на второго урода.

— Планы немного меняются, — доложила я мопсам, а сердце продолжало колотиться от страха ошибки, на которую права не имела.

Я снова посмотрела в сторону горного склона. На мгновение в разрыве облаков выглянуло солнце и отразилось от прицела винтовки. Оружие было неподвижно, и мы оба находились в тупике, только я не знала, что у меня за спиной.

— Ну-ка, попади в меня, слабак, — прошипела я, затем прицелилась и выстрелила.

В ответ третья пуля ударила чуть ближе, чем первые две. Ого. Я ощутила, как брызнуло песком мне в ногу, даже дух захватило. Я рухнула за спасительную скамейку, вытянулась, прижавшись к земле и тяжело дыша от страха.

Целью моей стрельбы было не подстрелить преследователя — на таком расстоянии это невозможно. Я только хотела известить, что тоже вооружена, лишить его или его соучастника уверенности, заставить гадать, где именно я прячусь в засаде. Я сняла поводки с мопсов, которые скулили от грохота моего пистолета и растерянности.

— Рядом, ребятки, — сказала я.

В этот момент порыв ветра узлов, наверное, сорок застиг меня врасплох, едва не опрокинув, хотя я только села, не успев подняться на ноги. Бейсболку сорвало и унесло неведомо куда. И тут же, как всегда бывает с такими ветрами, все стихло. Я проморгалась от песка в глазах и посмотрела на небо, быстро темнеющее с востока: я надеялась, это был знак к началу бури, которую я прежде видела много раз из уютной безопасности своего заднего дворика. Небольшой шторм был уже на подходе.

Как звуковой эффект для малобюджетного фильма, за вспышкой молнии тотчас последовал треск грома, слишком близко и так оглушительно, что встряхнул внутренности. Ну давай, давай же, просила его я, помоги мне.

А затем это случилось. В рухнувшей пелене дождя туча как бы нанизалась на вершину — словно маг накрыл ее черным шарфом. Гора и ее склоны исчезли. Пропал из виду и стрелок — ему сейчас придется волноваться о том, чтобы выбраться со склона живым. А мне — о том, кто подступал с тыла.

Стена дождя еще не дошла до моей горы, однако двигалась прямо на нас. Надо пошевеливаться, и очень быстро.

— Вперед, — резко скомандовала я мопсам и сорвалась с места, не оглядываясь, бегут они за мной или нет.

Надеясь, что подступающий с тыла загонщик полагает, что я вернусь тем же путем, соскочила с тропы вправо от ступеней и на пятой точке заскользила вниз по крутому склону столовой горы. Мопсы скакали рядом со мной, как пара баскетбольных мячей. Вид у меня, наверное, был такой, что, если бы я до сих пор работала в Бюро и осталась жива, ребята выли бы от смеха в баре, слушая рассказ.

К тому времени, как мы сиганули вниз, налетел дождь: прошивая теплый воздух, забарабанили вокруг холодные капли величиной с ягоды голубики. Затем все капли словно соединились-спаялись в мощный ливень, подтолкнувший меня: я заскользила чуть более гладко, чуть быстрее. Несколько раз ударилась копчиком о большие камни, зато нам удалось избежать более опасных столкновений — с кактусами. Знала, что рисковала, спрятав пистолет в брюки, но выбора не было. Я наклонилась, сгребла в охапку мопсов, чтобы мы могли бежать еще быстрее.

Я по-прежнему держалась в стороне от тропы и прокладывала путь через мелкорослый кустарник, обегая колючие груши и чольи, которые, сделай я неосторожное движение, могли просто обездвижить меня. Второго — того, кто мог заходить с тыла, — я так и не увидела. И неудивительно. Дождь сделал почти невозможным разглядеть что-то дальше трех метров. Плюс этот второй хочет столкнуться лицом к лицу со мной не больше, чем я с ним, — отчасти потому, что в курсе, что я представляю определенную силу, и отчасти из-за нежелания быть опознанным: не исключено, этот человек мне знаком.

Мне повезло, я добралась до старого русла, где встречались, соединяясь, все тропки, и даже успела форсировать его до того, как оно превратилось в поток, который легко смыл бы меня вместе с мопсами.

Наконец я вернулась к машине и швырнула мопсов на переднее сиденье, где они тяжело дышали, немного побитые сумасшедшим спуском. Легкий парок поднимался от их спин. Я захлопнула свою дверь, перевела дыхание, но револьвер с колен не убрала. Потом медленно объехала парковку, вглядываясь через работающие дворники в другие машины — их осталось всего две — с людьми внутри, пережидающими шторм. Убийце надо было пройти вдвое большее расстояние до парковки, чем мне. Ни в одной из этих машин его быть не могло. Он ведь пришел пешком с другого конца парка.

Дома я уверила Карло, что с нами все отлично, просто вымокли, неожиданно попав под ливень. Мы оба занялись своими делами. Конкретно я — попытками выдернуть застрявшие иголки чольи из рубашки, которую в итоге пришлось выбросить.

В голове крутился один вопрос: кто пытался меня убить? Причем дважды. Я достаточно отправила выродков за решетку пожизненно, без права на условно-досрочное освобождение. Несколько придурков, осужденных за менее тяжкие преступления, могли выйти на свободу. Кто-то из них в прошлом мне угрожал. Но меня тогда предупреждали заранее, и подобных случаев в последнее время не было, как и заметил Зигмунд. Я по-прежнему была уверена, что происходящее как-то связано с Флойдом Линчем. Мысли вернулись к его семье. Двое с оружием и знанием местности. Цель, мотив? Не дать мне доказать невиновность Флойда? Если верить Линчу-старшему, так он вообще был бы счастлив видеть Флойда мертвым.

Проблема номер один: если кто-то жаждет моей смерти так, что сделал две попытки, то наверняка не остановится или же возьмется за тех, кто мне дорог. Я вновь задумалась о грозящей моей стае опасности, на этот раз вообразив гремучих змей в почтовом ящике или какую-нибудь дрянь, подброшенную мопсам через забор заднего двора. Затем представила, как моего дорогого Перфессера похищают. Мучают. Я уже упоминала, что у меня омерзительное воображение?

Я позвонила Гордо Фергюсону, бывшему работнику секретной службы, который, как я слышала, открыл здесь, в Тусоне, фирму, предоставляющую личную охрану. Гордо был из тех людей, что в состоянии запугать целую бейсбольную команду, и, если слухи правдивы, как-то раз уже делал это. Он был мне кое-чем обязан, и я попросила его присмотреть за Карло и мопсами, только так, чтобы муж ничего не заметил.

Проблема номер два. При нормальном течении жизни Карло и я играли бы в скребл перед ланчем. И он бы выиграл. Затем мы бы устроились со своими книжками: он — читать жизнеописание Витгенштейна, а я — заканчивать экшен/приключения Клайва Касслера, в которых плохие парни однозначно плохие и хорошие парни всегда их побеждают. Вечером мы бы подбросили монетку: что смотреть — умный фильм или боевик, и я бы в любом случае победила. Сложно было не задаваться вопросом, вернется ли снова эта жизнь, не обманываю ли я себя, пытаясь держаться за нее? Вот и сейчас я чувствовала, как отдаляюсь от Перфессера, готовясь вновь встретиться лицом к лицу с одиночеством, прежде мной не осознаваемым. Отталкивать людей, пожалуй, единственное, в чем я была хороша.