Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джоди чувствует облегчение, когда Николь делает паузу и спрашивает:
— Что ты хочешь узнать о Марти?
— Что-нибудь. Все.
— С ума сойти. Я совсем недавно видела его в Энсинитасе.
— Что он там делал?
— Не знаю. Для него не было необычным поехать куда-нибудь на несколько недель. Этот парень, да упокоится он с миром, завоевывал этот штат.
Она смеется.
Джоди недоумевает, что она имеет в виду под «завоевывал», а Николь продолжает:
— Но когда я туда приехала, он был в стрессе, и это странно, потому что обычно Марти не испытывал никакого стресса. То есть он всегда был рассудительным и чертовски самоуверенным. Но в тот раз он как будто чего-то боялся. Самое странное, что все, чем он там занимался, это серфинг весь день, ну и по паре часов мыл посуду в этом заведении с буррито, кафе «Мози». Впечатление, что он проводил в Энсинитасе самые расслабляющие, непринужденные дзен-каникулы, но держался при этом самым противоположным образом. И такое чувство, что он был не рад встретить меня там.
Может, она решила навестить Марти без приглашения? Сегодня она заявилась с чемоданом в дом Джоди и напросилась пожить тут неопределенное время. Неудивительно, если Марти не хотел, чтобы она заявилась пожить у него в Сан-Диего.
Но, возможно, предполагаемый страх Марти был чем-то большим, нежели досада на Николь. И, возможно, причина убийства Марти как-то связана с этой его поездкой в Сан-Диего.
— Как думаешь, Марти мог увидеть что-то такое, из-за чего его убили?
— Конечно. Хотя я не знаю, что именно. В Марти было неуемное любопытство, всегда пытался увидеть побольше.
— Он когда-нибудь упоминал человека по имени Сал?
— Нет. А что?
— Шайло сказала, что в последний раз, когда она его встретила, он был с каким-то по виду серьезным парнем по имени Сал.
— Я не знаю Сала.
— А что насчет женщин? Шайло много рассказала мне о Марти, но он не стал бы обсуждать с ней других женщин.
— Знаю, что он какое-то время спал с одной японкой. В Марти была эта простая сторона, он хотел знакомиться с новыми людьми. Но потом у него бывали периоды добровольного воздержания. Он как-то заставил меня пойти на этот «Женский марш» в центре города. Он всегда анализировал людей, с которыми общался. Однажды какая-то девица попросила надеть на нее наручники, и Марти это сделал, но потом он часа четыре обсуждал со мной вопрос о том, получала ли эта девушка удовольствие от мысли быть изнасилованной, откуда эта фантазия могла прийти и не стал ли он таким образом соучастником.
У Марти был свой моральный кодекс, который он изо всех сил старался соблюдать.
— Вот такие вещи его беспокоили, — добавляет Николь. — Все называли его свободным духом. Но если вы знали его по-настоящему хорошо, то он был свободным духом, запертым в клетку.
Джоди смотрит на ее руку и думает о том, как люди с татуировками склонны дружить с людьми, у которых есть татуировки.
* * *
Николь моется в душе уже полчаса, когда Джоди слышит стук в дверь. Шайло с порога протягивает ему желтый конверт.
— Привет, — говорит она.
Джоди уже собирается пригласить ее войти, когда взгляд Шайло следует за его плечо, где Николь выходит из душа в накрученном на голову полотенце — единственном полотенце Джоди.
Она машет рукой, говорит:
— Привет, Шайло. — И идет к своему чемодану.
Джоди хочет объяснить ситуацию, опасаясь, что Шайло неправильно истолкует этот визит, но ее, кажется, только забавляет эта картина. Джоди выходит наружу и прикрывает за собой дверь.
— Я ждал ее, только чтобы она ответила на несколько вопросов, — говорит Джоди.
— А она переехала? Да, это в ее стиле, — Шайло снова протягивает ему желтый конверт. — Это принесла моя бывшая соседка. Она не хотела оставлять электронный след. Поэтому в печатном виде.
Это единственная причина, почему Шайло принесла его лично? Джоди берет конверт.
— Спасибо. Ты… ты просматривала его?
— Ага. Сто восемнадцать человек. Все зарегистрированные в округе Лос-Анджелеса черные «Понтиаки-Гранд Ам» две тысячи четвертого-пятого годов.
Джоди открывает конверт и достает распечатанную таблицу, где перечислены сто восемнадцать человек и их адреса.
— Это очень много людей. Но это очень поможет. Правда, Шайло, я не смогу отблагодарить тебя в достаточной мере.
— Конечно.
— Мне нужно идти. Но…
— Что?
— Ничего.
Она целует Джоди в губы и идет обратно к своей машине.
Глава 22
Рената
Первый день дается труднее, чем второй. Но на третий день начинаются настоящие муки. Даже когда ее отца уволили с цементного завода, даже когда их выселили и пришлось две недели жить в сарае за домом бабушки и дедушки, Рената никогда не проводила сутки без еды. А теперь она не ела уже больше двух.
Каждый раз, когда приносят еду, Рената и Корал оставляют ее в люке нетронутой. Еду заменяют свежей, но Рената и Корал к ней не прикасаются. Этот цикл длится уже три дня.
— Не работает, — говорит Корал. — Им все равно.
— Или, может быть, нам потерпеть еще немного.
— Я больше не могу.
— Можешь. Мы ведь уже столько терпели. Если поедим сейчас, все будет впустую.
Корал перестает спорить. Она лежит на полу и периодически стонет. Спустя час Корал говорит:
— Прости, Рената.
Рената опережает ее, кинувшись к люку. Она берет тарелку и сваливает еду в большой пакет с испражнениями. Потом засовывает пакет в люк, чтобы их похитители увидели отказ.
— Чтоб тебя, — говорит Корал.
По ее лицу текут слезы. Она идет обратно в свою импровизированную постель.
Следующие полдня тянутся долго, секунды идут под муки голода. Временами накатывает головная боль. Появляется тошнота. Сон спасает от терзаний, поэтому Рената старается держать глаза закрытыми и поменьше двигаться. Ей снится, что она снова в Тихуане, в своем убежище. Среди разгула преступности, повальной нищеты, диких кур и бродячих собак в Камино-Верде работает общественный центр, похожий на бункер, существующий за счет частных и государственных грантов. Там, где прежде была пустынная долина, разделявшая территории двух банд, возникло объединяющее людей место с футбольными полями, учебными классами, танцевальными площадками и цифровой библиотекой под названием «Каза де лас Идеас». Рената проводила там выходные и почти все дни своих летних каникул.
* * *
Рената просыпается от звука закрывающегося люка. Прибыл их очередной прием