Реальными и тайными делами наверняка заправлял кто-то иной — в чьем удостоверении ни слова о принадлежности к Конторе не значилось. Вопрос состоял в другом: этот кто-то с равным успехом мог стать жертвой Прогона вместе с Варакушкиным — либо остаться в Девятке. Остаться законспирированным и лишившимся связи с Конторой…

И спустя некоторое время Гамаюн уверенно склонялся ко второму варианту. Исходя из единственной причины: из хорошего своего знания стукачей. Сексотов. Барабанов. Дятлов…

Сколько бы не отмывались интеллигенствующие стукачи в своих мемуарах: мол, время было суровое, мол, или на Колыму, или в сексоты, мол, никого всерьез не закладывали, а писали для проформы общеизвестные вещи — Гамаюн знал другое.

Стукачество сродни наркомании. На иглу тоже ведь не всегда добровольно садятся. Зато потом что дятлы, что наркоши ловят кайф от своего занятия — и не могут остановиться. Втянувшийся сексот работает не за деньги и не из страха — из удовольствия. То ли тут пьянящее чувство тайной власти над людьми, то ли благостное ощущение себя частью огромной и всемогущей машины — но факт остается фактом — стукач не может не стучать. Известно, что порой осведомители НКВД с приходом немцев начинали активно работать на гестапо, а после бегства фашистов — вновь на НКВД. Не менее клинический случай: доносы, которые долгие годы писались «в стол» — при утрате по какой-то причине связи с куратором…

Рассуждал Гамаюн просто: осиротевшие дятлы Конторы никуда не денутся. Придут в Отдел и предложат услуги. Плевать им, что конкурирующая фирма, — у них душа горит и облегчиться желает.

Не пришли. Не предложили. Значит — не осиротели. Значит, шеф их жив-здоров и аккуратно получает от подчиненных информацию… Теперь, после отключения, когда стало ясно: всё навсегда — теперь таинственный резидент должен так или иначе выйти из подполья. Собирать материалы без малейшей надежды переслать в родное ведомство — бессмыслица.

Значит, резидент ФСБ вышел из тени раньше. Вышел и пришел к Таманцеву. И оказался Камизовым. Вот и весь, собственно, секрет личной полиции генерала. Вот причина всей его подозрительной осведомленности в иных делах… Старая сеть стукачей Конторы. А боевиков-оперативников у Камизова, надо понимать, нет — или мало. Потому и родилась на свет служба оперативного реагирования. Или наоборот — как очередная сдержка и очередной противовес — на этот раз глубинному бурильщику. От всей страны остался крохотный пятачок — а игры ведомств все те же… У степняков все проще. И честнее.

— Я надеюсь, без обид? — дружески сказал Камизов.

Сколько раз Гамаюн слышал эти слова… А сейчас соседушка скажет, что делают они, по большому счету, одно дело…

— Одно ведь дело делаем, — продолжил вчерашний душа общества, а ныне обер-чекист Девятки, — одному знамени служим…

Гамаюн с трудом сдержал неуместный смешок.

Гамаюн, как выяснилось в ближайшие полчаса, оказался несправедлив к Камизову. Помимо дирижирования слаженным хором дятлов, тот занимался на Девятке и оч-чень интересными делами.

Вкратце суть была такова.

«Двойка», как товарищу подполковнику очевидно известно, не только чисто оборонительное сооружение, способное обнаруживать, идентифицировать и отслеживать на огромных расстояниях атмосферные и космические объекты, могущие нести ядерную либо иную угрозу России и странам Содружества. «Двойка» должна выполнять и некую наступательную функцию. Ее фазомодулированная антенна, включенная в режим «белый шум» на полную мощность, способна превратить в сплошные светящиеся пятна все экраны радаров бывшего потенциального противника (а заодно и всех наших южных соседей) в девяностоградусном секторе на глубину около полутора тысяч километров. Заодно у них, у супротивников и соседей, случатся и другие мелкие неприятности: накроется вся связь в означенном секторе, включая спутниковую, и навигационные системы, и электронные СМИ и т.д. Проще сказать, что уцелеет: проводная телефония да оптико-волоконные устройства. Понятно, что о подобных возможностях «двойки» знает не один товарищ подполковник — бывший потенциальный противник тоже догадывается. И совершенствует системы шумоподавления и кодирования информации, а заодно числит Девятку в десятке (простите за каламбур) целей первого удара.

Но вот чего не знает товарищ подполковник и о чем уж совсем не должен догадываться бывший противник. (Честно говоря, он, Камизов, доводит эту информацию единственно ввиду полного исчезновения из окружающей геополитической реальности пресловутого противника.) Так вот — уже несколько лет ведутся глубоко секретные работы по использованию «боковых лепестков» частотного спектра излучения «двойки», работающей в режиме радара. По использованию в качестве несущей частоты для качественно иных импульсов — влияющих на работу человеческого мозга. Подробности проводимых работ, используемую аппаратуру и темы, прикрывающие от посторонних глаз сию деятельность он, Камизов, раскрыть даже сейчас не может. Да и не это главное.

Главное в другом. В рамках подготовки к этой, сверхсекретной, операции схожее излучение (от источников несравнимо меньшей мощности) проверялось на людях. Естественно, исключительно на добровольцах. (При этих словах Таманцев с Гамаюном переглянулись. Добровольцы-то добровольцы, да только что им о сути испытаний говорили? Знавали они таких добровольцев, угодивших на инвалидность за три дня отгулов и талон на бесплатный обед.)

— Перехожу к главному, — сказал Камизов. — Естественно, никаких сложных действий исследуемое излучение задать не могло. В этом направлении делаются первые шаги. Наводятся простейшие эмоции: страх, апатия, подавленность… В принципе, это немало, если умножить на мощность «двойки» и на радиус ее действия. Но речь не об этом. О последействии излучения. О реакции на него человеческого организма…

Обер-чекист выдержал паузу. Гамаюн понимал, куда он клонит: Гриша Зорин, бригада водовозов, внезапно захворавший штабист Прилепский, террорист Кешка, проверенные бойцы, непонятно как подпускавшие врага на расстояние удара ножом. И — кочевья, на которых степняки сами подставляли горло… Но тут апатией и подавленностью не обойдешься — чтобы взять ребят из Отдела голыми руками, что-то посерьезнее нужно. Но тогда получается сплошной Голливуд: гений-одиночка, он же маньяк-профессор, втихаря усовершенствовавший аппаратуру «соседей». И рвущийся к власти не то над миром, не то над Девяткой… Бред.

— Есть у меня источник, — продолжил Камизов, — в одной здешней структуре, условно именуемой «таблеточной мафией». Одна его информация вызвала интерес: в Девятке резко повысился спрос на анальгетики, в частности на таблетки от головной боли. Причем странным оказался контингент страждущих — отнюдь не постклиматерические дамочки, как оно обычно бывает. Молодые, здоровые мужчины. Офицеры… Проработал я эту тему аккуратненько. И интересные вещи выяснил. Последний штрих сегодня лег — энцефалограмма дежурного по штабу. Кремер таких альфа-ритмов в жизни не видел. А вот мне приходилось… Я ему ненавязчиво посоветовал снять ЭЭГ у бригады водовозов, что вы, Алексей Иванович, отправили в санчасть сегодня, Результаты принесли только что, пока вы беседовали… хм… по-семейному. Все один к одному. Покойный Орлов был отчасти прав, как ни странно. На Девятке применяется психотронное оружие. Боевая суггестия. Применяется выборочно — и воздействие значительно превышает все достигнутые нашими специалистами результаты. Тут не наведенные эмоции. Тут задается конкретная программа действий…