Так… Банальная история… Услышанные соседями выстрелы, вызов, один пистолет и три трупа. Прапорщик с простреленной головой на полу. Его жена и солдатик — в постели. Бывает. И что же зацепило Багиру?

Он перевернул страницу и понял — что.

Два момента придавали делу непонятную подоплеку. Во-первых, ревнивый прапорщик Рюханов пропал без вести девять дней назад. На Третьем Посту.

Во-вторых, судя по первичному, самому грубому осмотру, как минимум половину этого срока он был мертв. Убит холодным оружием. Приставленное к виску дуло разнесло голову трупа.

Сюрреализм какой-то. Потратить столько сил и средств на обставу — и подкинуть несвежий труп? Или Отдел и медиков считали полными идиотами, или рассчитывали, что тела пролежат так долго, что сравняются по кондициям.

Ерунда. Не огромный город, где соседи по лестничной клетке не видят друг друга неделями. Прапорщицу хватились бы уже утром, максимум к середине дня. Да и оружие при подобном раскладе стоило применить с глушителем.

А заколот прапорщик характерно. Спереди, в сердце. Как часовые с вышек. Как Гена Шорин и двое его ребят из охраны Школы. Как мадам Слепчук, в недобрый час подвернувшаяся под руку этому любителю заканчивать дело одним ударом… В совпадения Гамаюн уже не верил.

Значит? В одном кувшине доставили труп? И кто-то остался в Девятке после нападения на Школу? Имитировали прорыв и остались. Чтобы организовать убийство прапорщицы, от которого за версту разит обставой? Не любовник-черпак же, в конце концов, был главной целью.

Эпизод с ревнивым трупом путал все карты. До него все действия проникшей за периметр четверки отличались строгой логикой. Не всегда понятной — но логикой.

Если восстановить события, то вот что получается.

Фаза один: рано утром у источника пси-атаке неизвестной природы подверглись водовозы (отныне не только они, но и все выезжающие за периметр и несущие на нем дежурство не снимают сфер). Или, как говорили предки, парням «отвели глаза». Четверо диверсантов незаметно размещаются в кувшинах.

Фаза два: для подстраховки у места выгрузки кувшинов и фляг использован Кешка Петрищев. Кандидатура выбрана идеально. Пацан впечатлительный, внушаемый — это раз. Люди волевые и способные к самоконтролю не слишком-то поддаются этим суггестивным штучкам — Гамаюн понял это, проанализировав собственные ощущения на совещании. Оружие Кешки и его окружение — это два. Отличный камень в кусты. Никакого следа серьезных людей. Самодеятельность пацанов. И — все сработало. Группа просочилась. Если бы не наблюдательность Ткачика… Но с морпехом разговор особый и откладывать его не стоит.

Фаза три: где-то эта четверка болталась до вечера и чем-то занималась, кроме убийства Ирины Слепчук — достаточно случайного. Где и чем — неизвестно. Но не засветились нигде и никак. Вывод? Свои. Бывшие свои. Знающие на Девятке всё. Пропавших без вести за полгода достаточно — могли сломаться, могли не вынести мозголомных процедур.

Фаза четыре: атака на Школу. Совпавшая с демонстрацией кочевников у водозабора с точностью до секунд. Почему Школа? Странный выбор объекта. Из-за Милены? Вроде логично — захвачен рычаг влияния на Карахара. Но что тогда означала непонятная процедура, которой подверглись все находившиеся в Школе, даже дети кочевников? Каждому на голову надевали шлем странного вида. На несколько секунд — и снимали. Без каких-либо выявленных последствий. Загадка. И — впервые пришельцы оставляют живых свидетелей. Никто, кроме охраны, не тронут. Правда, толку от очевидцев немного: видели четверых в униформе (кому-то показалось — трое, кому-то — пятеро, обычное для свидетелей дело). Лица вроде смутно знакомые, но никто никого не опознал.

Фаза пять: прорыв периметра и уход. Тут у них что-то сломалось. Паренек на вышке не поддался на все их штучки… Первый нормальный огневой контакт. Огневой с нашей стороны. Они упрямо пользуются холодным оружием — и убивают парня стрелой. Не дротиком — именно стрелой. Арбалетной. Цельнометаллической, из какого-то сплава на основе титана. И прорезь под тетиву характерная — узенькая. Значит — тетива тонкая, не сплетенная из жил. Стальной тросик, скорей всего. Если учесть, что выстрел был снайперский — первой стрелой, сквозь узкую горизонтальную щель-амбразуру, точно в горло… Картина однозначная. Оружие сие — плод совершенно чуждых Великой Степи технологий. И не изготовлено на Девятке местными умельцами — титановая стрела отштампована. Поток. Фабричное производство.

Выводы достаточно поганые. В схватку с ними вступил противник, чужой этому месту и времени. Оказавшийся здесь, можно предположить, способом, аналогичным Девятке. Обладающий портативной аппаратурой, избирательно воздействующей на психику. И, скорей всего, имеющий более мощное оружие, чем фабричные арбалеты. Не применявший его из соображений конспирации… Научившийся активно вербовать одних — и использовать втемную других.

Выводы невеселые, но достаточно логичные.

Только история с мертвым прапорщиком сюда не ложится. Не будь он мертв несколько дней — тогда можно представить: завербованный Рюханов дезертировал от новых хозяев, ведомый банальной ревностью — и вышло то, что вышло.

Но не вербуют же они ходячих мертвецов, в самом деле…

Переговоры завершились. Мир. В Степи все быстро — это лишь века спустя дипломатические шестерки будут месяцами утрясать в договорах точки и запятые, дабы державным лидерам осталось закрепить размашистой сигнатурой исторический документ и выйти с приклеенными улыбками под камеры и микрофоны журналистской братии.

В Степи всё быстрее. И проще. Если ты друг — значит друг, и никто с другом не будет торговаться за лишнее пастбище-другое. Если враг — никто и не задумается о балансе интересов: дело быстро решат дротики и кончары.

…Не то делает Таманцев, подумал Ткачик, совсем не то. Все вроде правильно — но не то. Правильно — по писаным и неписаным законам того мира. Там — да, там принято выпустить вперед кого-то, кто выполнит всю грязную и кровавую работу, как здесь — Гамаюн. А потом, когда дело сделано, — задвинуть назад, и дискредитировать, и дезавуировать, и выступить вперед самому: это, мол, Карахар сжигал кочевья и выкладывал пирамиды из голов. Его личная самодеятельность и искажение генеральной линии. А я, Аксар (генерал-майор Таманцев) — добрейшей души человек и нет на моем парадном мундире с рядами наград за беспорочную службу ни капельки крови.

Не сработало.

Ткачик был уверен — ему не показалось. В глазах Нурали-хана и его приближенных статус переговоров упал — когда хан узнал, что дезавуированный и отстраненный Карахар участия в них не примет. Ткачик боялся, что и статус заключенных соглашений упадет тоже. Поспешил генерал обезглавить Отдел. Понадеялся, что Степь запугана рейдами Карахара… И это — надолго. Зря. Здесь то, что называли в старом мире «балансом сил», меняется быстро. Каждая женщина каждый год рожает по ребенку — и все мальчишки на тринадцатом году садятся в боевое седло и получают джад (колчан с боевыми дротиками). Здесь не живут долгие годы и десятилетия под грузом поражения отцов. Здесь быстро начинают уважать силу — и столь же быстро чувствуют слабину…