Рассказала она и Элис, поскольку не могла уехать, бросив на произвол судьбы своих больных. Элис пришла в голову мысль носить в комнату Джессамин лечебные отвары, якобы хозяйка замка, тяжело больная, лежит у себя в комнате и не может никого видеть.

При мысли о предстоящем путешествии Джессамин начинало слегка поташнивать. Страх и возбуждение переполняли ее. Хотя она и убеждала себя в том, что лишь необходимость толкнула ее на подобный шаг, но предстоящая встреча с Рисом не выходила у девушки из головы.

В сопровождении Хода она быстро добралась до конца деревни, где стоял крытый соломой домик Джека Дровера.

Они бесшумно спешились. Вокруг было темно, промозглая сырость пробирала до костей. К удивлению Джессамин, возле самых дверей домика стояла повозка, нагруженная ветвями остролиста, еловыми лапами и омелой. Она тихо постучала в дверь, и ей ответил голос Марджери. Когда же молодая женщина появилась на пороге, Джессамин чуть не поперхнулась — та была закутана в теплый плащ, на голове у нее был низко надвинутый капюшон. Марджери заявила, что отправляется с ними в Честер.

— Вам без меня нипочем не обойтись, — твердила Марджери, едва скрывая радостное возбуждение от предстоящей дальней поездки.

Джессамин мысленно поблагодарила ее — девушку глубоко тронула искренняя убежденность Марджери, что леди Кэрли не пристало путешествовать по дорогам одной, без служанки, в сопровождении одного гуртовщика.

— Но с сегодняшнего дня я для всех не леди Кэрли, — напомнила Джессамин. Она распахнула плащ, чтобы продемонстрировать удивленной Марджери свой мальчишеский наряд. — Лучше всего будет, если я сойду за твоего младшего брата, — хихикнула она.

Вначале Марджери была немного шокирована, но потом неохотно согласилась, хотя, сколько Джессамин ни уговаривала ее, молодая женщина упорно продолжала обращаться к ней с большей почтительностью, нежели следовало.

Пришло время отправляться. Женщины вскарабкались на повозку, где уже был назален ворох соломы, и закутались в шерстяное одеяло, чтобы укрыться от декабрьской стужи. Джек настаивал на том, что для Джессамин будет куда удобнее проделать весь путь до Честера в повозке, чем верхом. А потом Марджери сможет распродать на ярмарке рождественские венки и гирлянды из еловых лап, которыми была нагружена повозка, и выручить немного серебра. А Ход отведет старого Мерлина в замок и незаметно поставит в конюшню. Джеку пришло в голову, что исчезновение старого коня непременно кто-нибудь заметит, а это может показаться подозрительным. Атак, если они последуют его совету, никому даже не придет в голову, что больная хозяйка замка может быть где-то еще, а не в своей постели.

Предусмотрительность Дровера поразила Джессамин. Она была вынуждена признать, что не подумала об этом.

Было еще совсем темно, когда повозка вслед за стадом выкатилась на деревенскую улицу. Джек погонял коров ему помогал деревенский паренек.

Поскрипывающей повозкой управлял младший брат Джека. Обе женщины очень скоро поняли, что сидеть на груде колючих еловых веток на редкость неудобно. Они, как могли, сложили их и укрыли толстой мешковиной. После этого устроили себе из душистого сена уютное гнездышко и, удобно устроившись в нем, закутались в теплые одеяла, пока старый Доббин неторопливо трусил вперед давно знакомой ему дорогой. Убаюканные монотонным поскрипыванием колес, стуком подков и мычанием скота, Джессамин и Марджери скоро мирно уснули.

Но то, что началось как увлекательное приключение, вскоре превратилось в настоящую пытку, которой, казалось, не будет конца. Весь следующий день после путешествия в тряской повозке кости Джессамин ныли так, что она едва терпела.

В трактирах, где они останавливались, чтобы перекусить и отдохнуть, пища была отвратительная, а матрасы, больше похожие на грязные комки шерсти, кишели блохами. Джессамин единственная из всех наслаждалась теми преимуществами, что дает крыша над головой. Деревенский паренек и брат Джека обычно заворачивались поплотнее в одеяла и укладывались возле своих коров, а Джек и Марджери забирались в повозку. Гуртовщик и его молодая жена были страшно горды тем, что их леди могла спать в доме, а у бедняжки Джессамин не хватало мужества ранить их простодушную гордость, дав понять, что она с радостью предпочла бы спать под открытым небом.

Как ни странно, когда Джессамин задумывала это путешествие, ей ни разу не пришло в голову, как медленно они будут двигаться и сколько томительно долгих ночей ожидает их, прежде чем они доберутся до Честера.

Прошла целая неделя, прежде чем они в конце концов добрались до цели своего путешествия.

Оглушительный перезвон колоколов приветствовал их приближение к одним из городских ворот. По мере того как все ближе и ближе становились городские стены, горделиво вздымавшие многочисленные башни над серебристо-серой гладью широкой реки, тем более шумной и многолюдной становилась дорога. Пришлось ждать больше часа, прежде чем наши путешественники смогли переправиться по мосту через реку Ди, и то они едва смогли втиснуться между бесчисленными телегами с овощами и стайками гогочущих гусей и уток, кучками меланхоличных овец и мирно похрюкивающих свиней.

Покой города охраняли толстые крепостные стены. При одном взгляде на зубчатые верхушки их башен Джессамин овладела острая тоска по дому — уж слишком нее это напоминало ей родной Кэрли.

Толпа толкала и швыряла их из стороны в сторону, пока они с превеликим трудом втиснулись в этот бурлящий, беспокойный поток людей и животных, устремившийся в город через Бриджгейт.

В конце концов им все-таки удалось подняться вверх по склону холма к городским стенам. Возле самых ворот слева от них Джессамин заметила пристань, где чуть заметно покачивалось несколько узких суденышек с высокими мачтами. А за крепостными стенами горделиво возвышалась громада Честерского замка. Правда, стоило им только вступить в узкий каменный переход, соединяющий оба строения, как все это великолепие моментально скрылось из глаз. Впрочем, и здесь было на что посмотреть, хотя, стиснутые со всех сторон, они могли лишь безвольно плыть вперед, словно беспомощные щепки в этом колоссальном людском потоке. У Джессамин голова шла кругом, она задыхалась, ей казалось, что еще немного, и она просто не выдержит. Никогда в жизни ей не приходилось видеть такого количества людей, стиснутых, будто сельди в бочке.

На минутку попридержав лошадей, Джек принялся расспрашивать прохожих о Прокторе Мэсси, но никто ничего не знал. Они уже начали сомневаться, что смогут отыскать дом купца, как вдруг находчивый Джек кинулся к пробиравшемуся через улицу монаху в черной сутане. Тот на минуту задержался у ближайшего дома, где была небольшая лавка, и принялся рассматривать громоздившуюся па прилавке снедь.

Тут-то его и заметил Джек. Монах, как выяснилось, хорошо знал Проктора Мэсси. Его большой дом стоял неподалеку. Монах сообщил, что чванливый торговец позаботился украсить позолотой верхний этаж дома, так что им ни за что не спутать его с другими.

Немного успокоившись, Джек тем не менее решительно отказывался оставить Джессамин одну до тех пор, пока они не устроили ее в приличной гостинице, только тогда он согласился гнать свое мычавшее, беспокойное стадо дальше, на рыночную площадь. Наконец они договорились, что Джессамин остановится в «Соколе» — гостиница эта пользовалась неплохой репутацией. За комнату в ней заломили такую цену, что у Джека глаза полезли на лоб, однако он решил, что для леди Кэрли более подходящее помещение вряд ли удастся найти.