Май-Бритт посмотрела в окно. Ненавидеть. Произнесла про себя это слово, как будто пробуя его на вкус. Кто заслуживает ее ненависть? Кто виноват во всем?

Родители?

Община?

Йоран?

Он все понял. Открыто он ее не осуждал, но она помнила его взгляд. Смерть, как было объявлено, наступила в результате несчастного случая, но презрение Йорана вскоре превратилось в настоящую ненависть. И когда пришло время переезжать в долгожданную квартиру, она делала это в одиночестве. Здесь и осталась. Свой новый адрес она никому не сообщила, даже Ванье. Что случилось с Йораном после того, как бумаги были подписаны и их развод состоялся официально, она не знала и не хотела знать.

Когда Эллинор снова заговорила, голос ее звучал уже Отчасти обреченно — в нем исчез прежний жар, и, прежде чем заговорить, она глубоко вздохнула.

— Но, как пишет Ванья, выбирать — это ваше право.

От этих слов Май-Бритт вздрогнула:

— Что вы хотите сказать?

— Что это ваша жизнь, и вы должны решать сами. Силой отвести Вас к врачу я не могу.

Май-Бритт замолчала. Она не могла додумать эту мысль до конца. Мысль о том, что, возможно, она рискует жизнью. Возможно, эта боль означала конец. Завершение того, что было лишено всякого смысла, но, несмотря на это, со всей очевидностью существовало.

— Вы не хотите идти к врачу, потому что боитесь покидать квартиру?

Май-Бритт согласилась. Да. Определенно, это была одна из причин. Сама мысль о том, что ей придется выйти на улицу, вселяла в нее ужас. Но это только одна причина, вторая была серьезнее.

К ней будут прикасаться. Ей придется снять с себя одежду и допустить, чтобы ее безобразное тело трогали руками.

Эллинор вдруг встала, как будто ей в голову пришла внезапная идея.

— А если врач придет к вам домой?

У Май-Бритт забилось сердце. Настойчивые попытки Эллинор загнали ее в угол. Было бы намного проще сказать, что это невозможно, — она сняла бы с себя ответственность, и ей не нужно было бы принимать никаких решений.

— А что это будет за врач?

К Эллинор вернулся прежний энтузиазм, она же нашла выход.

— У моей мамы есть знакомый доктор. Я уверена, что, если ее попросить, она придет к вам на дом.

Она. Тогда Май-Бритт, наверное, выдержит. Наверное.

— Ну пожалуйста! Давайте я ей в любом случае позвоню!

Май-Бритт не отвечала, а Эллинор делалась все оживленнее:

— Я ей позвоню, просто позвоню и узнаю, что она по этому поводу думает.

Так было принято решение. Май-Бритт согласия не выразила, но и не возразила. Если все сложится плохо, можно будет обвинить в этом Эллинор.

Ей будет от этого только легче.

Потому что всегда легче, если можно обвинить кого-нибудь другого.

Радиобудильник включился в половине восьмого, усталости она не чувствовала. Все системы функционировали уже в тот момент, когда она открыла глаза. Она заснула, как только легла в постель, и проспала три часа без сновидений. Этого было достаточно. Снотворное не позволяло ей полностью погрузиться в небытие, а только успешно блокировало пути, по которым он мог проникнуть в ее сознание. Так что, просыпаясь, она не чувствовала больше этой высасывающей пустоты.

Радио она не выключила, оно работало, пока она приводила себя в порядок и готовила завтрак. Краем уха слышала обо всех убийствах, разбоях и казнях, которые произошли в мире за последние сутки, информация откладывалась в удаленных извилинах мозга, пока она пила кофе и загружала посудомоечную машину. Бумаги Перниллы лежали в портфеле, она позвонила на работу и сказала, что будет к обеду.

Она приехала слишком рано. Оказалось, банк откроется только через полчаса, и она с раздражением поняла, что нужно срочно искать себе занятие на ближайшие тридцать минут. О том, чтобы просто ждать у двери, не могло быть и речи. Ей нужно было какое-то дело. В следующий раз она должна просчитывать все более тщательно. И не допускать ненужных сюрпризов, которые могут разрушить все ее планы. Она шла по улице, заглядывая в витрины, но ничто не привлекало ее внимания, в киоске с прессой успела прочитать заголовки — РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО СЕМИЛЕТНЕГО МАЛЬЧИКА и ЖЕНЩИНА ДЕВЯНОСТА ТРЕХ ЛЕТ ИЗНАСИЛОВАНА КВАРТИРНЫМ ВОРОМ. Обнаружила, что в «Хемтекс» идет распродажа гардинных тканей, но совершенно не заметила машину, водитель которой раздраженно просигналил, когда она, переходя улицу, бросилась ему прямо под колеса.

Тем утром она оказалась первым клиентом в банке. Войдя в зал, она кивнула знакомой женщине в глубине помещения. Та кивнула в ответ, и Моника нажала на кнопку, чтобы получить талон на обслуживание в категории «прочее». Она даже руку не успела убрать с аппарата, как раздался сигнал, означавший, что подошла ее очередь. Моника направилась к указанной в талоне кассе. Напротив нее сидел молодой человек лет двадцати, в темном костюме и галстуке.

Она положила кредитную карточку на прилавок:

— Я хочу узнать, сколько у меня денег.

Молодой мужчина взял ее карточку и начал нажимать на кнопки компьютера.

— Сейчас посмотрим. Вас интересует только накопительный счет или текущий тоже?

— Накопительный и в фондах.

Деньги ее никогда не интересовали. По крайней мере, с тех пор, как она начала зарабатывать достаточно много, чтобы не думать о расходах. Она была высокооплачиваемым специалистом, много работала, и никаких крупных трат у нее не было. Четыре года назад Моника приобрела дорогую квартиру, расположенную в одном из отреставрированных зданий исторического центра, в связи с чем ее мама проявила явное недовольство. Моника не рассказывала ей, во сколько это обошлось, но мать случайно прочитала статью, в которой упоминались чудовищно высокие цены на жилье в доме Моники. После чего медленно, со вкусом осмотрела всю квартиру и нашла гораздо больше дефектов, чем те, которые мог бы обнаружить профессиональный риелтор.

— Итак, на накопительном у вас двести семь тысяч, кроме этого, девяносто восемь тысяч крон в паевом фонде.

Моника записала цифры. Вложение денег ее никогда не интересовало, но в какой-то момент она прислушалась к советам банкиров и разместила средства в различных паевых фондах. Хотя на самом деле ей это не нравилось. Проценты простого банковского вклада были известны, и никаких неожиданностей быть не могло. Доходы паевых фондов были не настолько фиксированы, а она не любила рисковать.

— Спасибо, а в Азиатском фонде?

Он набрал новые цифры.

— Шестьдесят восемь тысяч пятьсот.

Моника переступила с ноги на ногу.

— Я хочу все продать и снять сумму накопительного счета.

Молодой мужчина бросил на нее быстрый взгляд и только потом вернулся к компьютеру.