Или не будет.

Энни задумалась об Алане Макнаб – такой же шотландке, как они, милой, доброй и немного грустной девушке. Руки Энни снова замерли над рядом банок с травами. Пожалуй, омела – чтобы побудить к поцелуям, или лаванда, чтобы привлечь истинную любовь, – за кого бы ей ни суждено выйти замуж, – а заодно и принести радость, покой и исцеление… Девушка нравилась Энни, но старуха не смела вмешиваться в судьбу, если та уже предначертана. Однако всякий раз, вспоминая, как Иан смотрит на Алану и каким взглядом она отвечает ему, Энни чувствовала, как сердце ее обливается кровью.

Она сунула пальцы в банку с кедром, раскрошила его в ладонях, вдохнула острый землистый запах. Но, остановившись перед очагом, она опять замерла в нерешительности. Кедр способствует магическому зрению. Рискнув, она могла бы попытаться разглядеть в пламени, что уготовано судьбой Иану.

С негромким возгласом Энни ссыпала раскрошенный кедр обратно в банку. Нет, не стоит плести чары, особенно чары любви, да еще в такое время. А если что-то не сложится? Может, судьбой Иану предначертано стать мужем Пенелопы, а Алане – выйти за того лорда-англичанина.

Энни нахмурилась. Но зачем тогда сводить их вместе, зачем пускать кошку к голубям, если все уже решено? Поджав губы, она снова потянулась за кедром, собрала еще несколько трав и присела у очага. Посмотреть в огонь не повредит. Ведь от того, как сложится жизнь Иана, зависит судьба всех обитателей Крейглита.

– Его счастье – наше счастье, его радость – наша радость, – бормотала старуха, глядя на пламя в упор.

Она открыла первую банку и бросила в огонь пригоршню мелких веточек.

– Кедр – для ясного зрения, – шепнула она.

Пламя вспыхнуло. Энни открыла вторую банку.

– Можжевельник – чтобы привлечь в дом любовь. – Потом пришла очередь омелы. – Чтобы усилить чары.

Если, конечно, магия здесь вообще поможет. Поглядев на горшок с болотником, Энни только покачала головой: это для самых сильных любовных заклятий, он не понадобится. Пока что. Все началось с попыток Фионы и ее английской кузины наколдовать любовь. Энни нисколько не сомневалась, что девчонки по крайней мере вызвали метель, а уж метель привела Алану Макнаб в Крейглит и в объятия Иана. Что же будет дальше, что ждет Иана?

Склонив голову набок, она смотрела, как пламя пожирает травы, и ждала знака. Как там говорили девчонки? «Яви мне мою истинную любовь, приведи его ко мне на Рождество!» Энни пробормотала эти слова, но пламя горело ровно и спокойно, оберегая свои тайны.

– Ну давай же, – упрашивала Энни. – Ты же можешь.

Дверь кухни распахнулась и ударилась о стену так, что грохот разорвал тишину в кухне. Энни обернулась, прижимая ладонь к сердцу.

На пороге стояла Алана – задыхаясь, тяжело опираясь на трость, с глазами, полными паники.

– Энни, в деревне пожар! Амбар горит! – выпалила она. – Сэнди побежал наверх, будить Иана. Я послала его в башню.

Иан вскоре появился, продолжая одеваться на ходу. Не застегнув рубашку, он просунул руки в рукава – куртки.

– Пожар, – повторил он побелевшими губами, взглянув на Алану, потом на Энни. – Вы останетесь здесь, – коротко приказал он и выбежал за дверь, впустив порыв ледяного ветра.

Энни посмотрела ему вслед.

– Я приготовлю одеяла, – пробормотала она, чувствуя, как сердце наполняется ужасом. Понадобятся еще бинты – на случай ожогов – и саваны, если случится худшее. Взглянув в огонь, она нахмурилась. Ее ни о чем не предупредили – или она спутала знаки, а может, смотрела не туда. Энни провела ладонью по морщинистой щеке, ощутила, как ноют от старости и страха кости. Она видела – или вообразила себе – самое страшное: сгоревших людей, сбежавший скот, пропавший урожай.

Алана потянулась за своим плащом. Ее глаза стали огромными от испуга, на лице читалась решимость. Босые ноги она сунула в чьи-то тяжелые сапоги, стоящие у двери.

– Я пойду помогу, – бросила она и быстро вышла, прихрамывая. Энни не стала удерживать ее: она просто не смогла сдвинуться с места.

В комнату ввалился Сэнди с белым и перекошенным от ужаса лицом. Его руки и одежда были перепачканы копотью, на запястье виднелся ожог. Энни осмотрела его.

– Что стряслось?

Сэнди покачал головой и вдруг сморщился, будто собираясь заплакать. Значит, все плохо. Очень плохо. Сердце оборвалось в груди Энни.

– Я же не хотел, – заговорил Сэнди тонким дрожащим голосом. – Это все младенец, кричит по ночам, не дает спать. А мне бы хоть немного тишины и покоя… Вот я и ушел спать в амбар, а лампу не потушил… – Его лицо снова сморщилось, но помолчав, он расправил плечи: – Но я хотя бы скот выгнал и поднял тревогу. Пойду искать Иана.

– Дурень, – пробормотала Энни. – Старый ты дурень.

Оранжевое зарево полыхало в беззвездном небе, отгоняя ночную тьму. Иан гнал пони к деревне, сердце трепетало у него в груди. Сэнди разбудил его там, где Иана сморил сон, – в библиотеке, куда он зашел посидеть с книгой. Долгие часы он вышагивал по своей комнате в башне, так и не сумел успокоиться и принялся блуждать по замку. Он думал об Алане, ее поцелуе, ее стройном теле, ее лице и чувствовал, что сходит с ума от вожделения. Некоторое время он стоял в коридоре возле ее двери, гадая, что будет, если он откроет ее и войдет в спальню.

Если бы он остался в башне, или в соляре, или же в своей прежней постели, то сразу заметил бы пламя. А так Сэнди потерял драгоценные минуты на поиски хозяина. Судя по тому, как высоко взвивалось пламя, предотвратить беду уже не удастся.

Деревенские жители – Макгилливреи, Макинтоши и Фрейзеры, мужчины, женщины и дети – ждали его прибытия. К нему навстречу они бросились сквозь дым, полуодетые, перепуганные, с испачканными копотью лицами. Пони шарахнулся, напуганный толпой и ревом пламени, Иан спешился и огляделся.

При виде происходящего у него упало сердце. Горел не только амбар – ветер отнес искры к коттеджам, где они принялись стремительно пожирать соломенные кровли, окрепли и породили пламя, а оно начало сметать все на своем пути. Горело уже четыре коттеджа, и остальным грозила опасность.

Амбар, похожий на птичью клетку, в которую заперли огонь, пропал. Иан огляделся в надежде, что какие-нибудь припасы удалось спасти – может, мешки с зерном или бочки с солониной, – но его надежды были напрасны. По крайней мере, коров и овец успели вывести. Животные жались в тени, блеяли, пугаясь дыма и жара, в ужасе косили глазами, показывая белки. Собаки носились вокруг отары, неумолчным лаем усиливая какофонию.

Женщины стояли в снегу, ошеломленные и оцепеневшие от потрясения. Дети плакали, надрывались от крика младенцы. Иан сосчитал людей, пытаясь понять, кто здесь и кого нет: Логан, Шона, дети… Новорожденного Шона прижимала к груди, остальные цеплялись за ее юбки. Старая Лотти зажимала рот ладонью, пламя отражалось в дорожках слез на ее щеках: она смотрела, как в огне исчезает дом, где прошла вся ее жизнь.