Здесь работали люди всех национальностей. Евреи и татары, украинцы и узбеки, азербайджанцы и армяне, русские и якуты. Почти у всех были семьи, дети. И мужчины отчаянно тосковали но ним. Над каждой койкой висели фотографии самых родных и близких. Со снимков улыбались своим отцам озорные мальчишки и девчонки. С ними каждое утро здоровались, желали спокойной ночи, И только над койкой Никитки царила звенящая пустота.

— Не порядок! — приметил это один из бурилыщиков. И уже на следующую вахту привез из поселка мешок журналов. Каждый из них сам просмотрел, отобрал. И, сменившись с вахты, не завалился спать, а взялся за дело. Старательно вырезал ножницами эффектные фотографии. А потом приклеил их над койкой Никиты, подбирая цвет, свет, позу.

Получилось что-то наподобие большого яркого ковра. Свободные от вахты буровики, глянув на работу Пашки Осадчего, поначалу обалдели. Стояли, разинув рот. Некоторые — откровенно хохотали, отпускали сальные шутки. И лишь единицы, окинув бегло, молча проходили мимо.

Возвращения Никиты с вахты мужики ждали с нетерпением. Что он скажет?

— Пашка! А не скрутит ли Никита тебе шею за такую веселуху?

— Он же холостяк! Я и позаботился, чтоб не потерял свой тонус! Ляжет в койку, а сбоку глянь какие метелки! На все готовые! Одна другой краше! — смеялся Осадчий.

— Пашка! Ты лучше одну живую ему из поселка привези! Взамен этой бумажной секс-банды!

— Это фото! Зарубежка! Есть и наши!

— Хрен с ними! Но как рядом спать? Это ж пытка! Ты глянь, как вон та стоит! А у другой — сиськи какие! А задницы! Я женатый, и то чуть волком не взвыл. Хоть теперь поезжай к своей кикиморе! Ты ж за что холостяка наказать вздумал? Он нынче ночью с буровой сбежит!

— Было бы куда ему смыться, давно б слинял. Но в том-то и дело, даже на выходные торчит на буровой. Выходит, не с кем душу отвести. Пусть глаза порадуются, — смеялся Осадчий.

— А мы его к бабам на водокачку отправим на ночь!

— К кому? Там же такая сегодня дежурит! Тьфу! Рядом с нею мартышка — королевой смотрится! — не выдержал Ярулин.

— Пусть свет выключит! В потемках все бабы одинаковы! — отмахнулся Осадчий.

— Тихо, мужики! Никитка идет! — предупредил от окна кто-то. И буровики мигом отвернулись от двери. Сделали вид, что всякий занят своим делом.

Никита разулся у порога. Умылся. И подойдя к койке за полотенцем, увидел «ковер».

От удивленья забыл, что было нужно. Глаза из орбит полезли. Выронил полотенце. Оглядел всех баб. Потом мужиков, наблюдавших исподтишка. И, рассмеявшись, сказал:

— Классная компашка! Где столько чувих взяли? На зоне — одна такая больших денег стоит. Тут целый цветник! Кто чужой увидит, подумает, что я наипервейший кобель! Во какую клумбу собрал! От пола до самого потолка! И, главное, хоть последними словами их крой иль всем подряд в любви объясняйся, в ответ ни слова!

— Короче! Хоть плюй, хоть целуй, все твои!

Никита лег на койку. Отвернулся спиной к бабам.

Но они тянули его, словно магнит. Они улыбались, дразнили, завораживали.

— Чтоб вас! — вскочил Никита и, одевшись, выскочил из будки, решил пойти в лес, погулять, подышать свежим воздухом.

А вдогонку ему неслось под дружный смех:

— Эй, Никита! Смотри, медведицу с бабой не спутай! Они тут на сексе помешаны!

— Никит! Вернись! Привыкнешь!

— Погоди! Мы тебе подкинем адреса в поселке! Там все в натуре, с наворотами!

Никита продирался через бурелом. Здесь на буровой он проработал почти полгода. Ни разу не думал о бабах. Не видел их тут и не вспоминал об их существовании. А вот теперь отчего-то тоскливо стало.

У всех мужиков над койками жены и дети. Улыбаются родными глазами. Любят и ждут. Помогают выжить даже здесь. И только над его кроватью чужие, продажные тела, улыбки, позы. В зоне куда деваться? А вот на воле такое — обидно. Он по-прежнему один и снова никому не нужен. Его нигде не ждут. «Ну почему все так коряво складывается?» — нахмурился Никита, закурил. Неожиданно за спиной раздалось:

— Кого это тут черти носят?!

Оглянулся и тут же вскочил на ноги.

На крошечной полянке, в зарослях папоротника увидел сразу двух баб. «Мерещатся! Откуда им здесь взяться?» — подумал Никитка и тут же услышал:

— Эй, ты! Мужик! У тебя закурить найдется? Давай сюда!

Никита вытащил пару сигарет.

— Во жлоб! — фыркнула полнотелая молодая баба и, взяв сигареты, жестом предложила присесть рядом. — Ты с буровой?

Приметив согласный кивок, спросила:

— Видно, новенький? Своих козлов всех наперечет, в самое рыло знаем. Пошли к нам! — пригласила запросто.

Никита вскоре узнал не только имена, но и все подробности жизни обеих женщин. У одной из них — Татьяны, было двое детей. А муж сидел в тюрьме. Отбывал в зоне срок за то, что по пьянке избил тещу. Не просто изметелил, а с последствиями. Хотел ей обе ноги из задницы повыдергать за сплетни и ругачки. Выдернуть не сумел. Как выяснил, крепко в заднице корнями зацепились. Но сломал одну. Сама Татьяна не сумела уговорить мать простить мужа, и старуха подала на него в суд. Пять лет дали.

Уже половину срока отсидел. Семья бедствует. Заработка бабы ни на что не хватает. Материна пенсия и вовсе — пыль. Вконец извелись. Мужик, он хоть и выпивал иногда, зарабатывал прилично. При нем горя не знали. На все хватало. Теперь же каждый кусок хлеба — считанный. Дети о конфетах и мороженом вовсе забыли.

Вся семья на бабку обиделась. А нечего было зудеть и лезть в чужую семейную жизнь. С нею нынче сквозь зубы разговаривают. Уж скорее бы мужик вышел на волю. Там и семья вздохнет, на ноги встанет снова. Вот только с бабкой решать что-то надо. Придется в стардом сдать. Муж не согласится с нею под одной крышей дышать. И Танька с нетерпением ждет его возвращенья, ее он никогда не обижал. Не бил и не ругал даже по пьянке.

Ну а мамаша ни с кем не уживалась. С двумя мужиками развелась еще по молодости. Родила от каждого по дочке. Да и с ними не ладила. Старшая сестра наотрез отказалась взять ее к себе. И Татьяна не сможет держать. Старуха — в семье разруха, согласилась она с мужем и готовила бабку в стардом.

Вторая — молодая, сдобная Таисия, имела пятилетнюю дочку. С мужем алкашом разошлась с год назад и выгнала его из квартиры на все четыре стороны. Невозможно стало с ним жить. Пропивал все подряд. Не только свою получку. И жалел, что не может загнать за бутылку жену и дочь. Он уже пытался пропить квартиру. Но Таисия вовремя узнала и помешала. Сколько синяков и шишек переносила за жизнь с благоверным, не счесть… Теперь живут вдвоем с дочкой. Конечно, трудно, скудно. Зато тихо и спокойно. Никто не вырвет из зубов последнее.

Таиска смотрела на Никитку так, словно знала много лет. Он рассказал о себе. Бабы позвали его с собой на водокачку. Накормили, напоили чаем. Татьяна, понятливо оглядев Никиту с Таей, вышла из будки, сказав, что пойдет проверить насосную.