Главной новостью следующих недель на острове было исчезновение Винченцо. После того дня, когда его избил Кирк, Винченцо ушел из лагеря и больше его никто не видел. Синьора Полетте поначалу предлагала отправиться на его поиски, но слова в дела не превратились. В итоге синьора Полетте решила, что если Винченцо не хочет жить в лагере, то это его и только его дело.

Между тем, жизнь в лагере после того ужасного, не достойного человека, по мнению синьоры Полетте, происшествия вошла в привычное русло. Эбигейл даже помирилась с Кирком, и теперь их часто можно было видеть обоих на пляже. Удивительно, но уход Винченцо из главного лагеря в неизвестном направлении оказался благом не только для Кирка и Эбигейл. Синьора Полетте по прошествии уже первой недели и думать забыла о Винченцо, радуясь тому, что в лагере было тихо и спокойно, да и чище в отношении порядка: ей часто приходилось убирать за Винченцо огрызки фруктов, скорлупу от выпотрошенных подчистую кокосов, от птичьих или черепашьих яиц. В общем, когда в лагере стало на одного тунеядца меньше, синьоре Полетте, выполнявшей большую часть работы по лагерю, грех было не вздохнуть с облегчением.

После того события жизнь Ангелики и Алессандро также вошла в привычную колею. Как и раньше они ходили в гости в главный лагерь, только теперь не каждый день, а через день-два и, конечно же, не забывая о гостинцах – тушках свежеосвежованных рыб, крабов или черепашьих яйцах.

Так же, как и раньше, Алессандро часто, едва ли не каждый день отправлялся на могилку Луизы, где после быстрого наведения порядка долго сидел на земле, устремив взгляд далеко в океан. В такие минуты он любил одиночество и ни желал видеть никого, никого, кроме Ангелики. Когда Алессандро, бывало, засиживался на могилке, Ангелика обязательно отправлялась к океану, находила его там, садилась рядом на песок и клала голову Алессандро на плечо. В такие минуты Алессандро будто просыпался, окидывал взглядом океан, берег, замечал Ангелику, и тогда грустная улыбка появлялась на его волевом лице. Он обнимал девушку, плотнее прижимал к себе и целовал ее волосы, задумчивым взглядом продолжая бороздить бескрайние просторы Атлантики.

Так вдвоем они сидели рядом с океаном час, а быть может, и два. Ангелика никогда не торопила Алессандро, желая поскорее вернуться домой. Хоть она и не знала, что такое потерять ребенка, но уважала право Алессандро на тоску по прошлому, прошлому, в котором он, судя по всему, был намного счастливее, чем в настоящем. К сожалению или к счастью, но природа наделила человека способностью запоминать и невозможностью стирать запоминаемое, поэтому Ангелике ничего не оставалось, как грустить вместе с Алессандро, мирясь с невозможным, и тихонько радоваться возможному, радоваться тому, что, благодаря ей, сердце Алессандро не только страдает, но и любит. И Ангелика радовалась, молча, не выказывая своих эмоций, наслаждаясь тем маленьким кусочком счастья, который, несмотря на все лишения и несчастья прошлого, жизнь все же подарила ей, пусть даже там, где его совсем не ждешь – на необитаемом острове, затерянном где-то в Атлантике. Но счастье – странная штука. Если приходит, то лишь на мгновение. Когда же уходит, то оставляет после себя тревогу и неуверенность…

Как-то, ближе к середине ноября, Ангелика и Алессандро вновь решили навестить главный лагерь. Каково же было их удивление, когда в лагере они увидели Винченцо. Заросший, небритый, грязный. Попади он в таком виде в Милан или Нью-Йорк, его приняли бы не иначе как за пещерного человека. Из-за Винченцо Ангелика не захотела задерживаться надолго в лагере. Ей не нравилась висевшая над лагерем напряженность, точно топор над шеей осужденного, не нравилась та улыбка, которой одарил ее Винченцо, едва заметив их с Алессандро. Ангелике захотелось как можно быстрее вернуться в их такое тихое и уютное гнездышко, захотелось оказаться как можно дальше отсюда, пусть даже это дальше находится не далее как в километре от лагеря.

Попрощавшись с синьорой Полетте (ох, и вид у нее был, будто страдала несварением желудка который день подряд), синьором Дорети и Эбигейл (Кирк, как оказалось, спал в шалаше) Ангелика взяла Алессандро за руку и повела прочь из лагеря.

Только они отошли от лагеря, как их нагнала Эбигейл. Тревога на лице девушки заставила Ангелику насторожиться.

– Мы можем с тобой поговорить? – Эбигейл остановилась перед Ангеликой, переводя дыхание.

– Конечно. Где ты хочешь поговорить?

– Идем к холму. Только без тебя, Алекс, хорошо? – Эбигейл перевела взгляд на Алессандро.

– Хорошо. Я подожду тебя дома, милая.

Ангелика одарила его вымученной улыбкой, развернулась и пошла с Эбигейл к холму. Шли молча. Ангелика не спешила выведать у Эбигейл причину для разговора, Эбигейл же не спешила ее раскрывать. Когда оказались у холма, Эбигейл огляделась и попросила Ангелику подняться с ней на вершину. От Ангелики не утаился страх, появившийся на лице Эбигейл вслед за тревогой. Но она продолжала молчать, предоставляя Эбигейл возможность первой начать разговор.

Взобравшись на вершину холма, они уселись на траву и заскользили взглядом по джунглям, затем по океану, сверкавшему в отдалении в лучах полуденного солнца. На небе появились облака, густые шапки, будто вымазанные в грязи – явный признак скорого ливня. Ветер принес со стороны океана запах соли и крики фаэтонов вперемешку с криками олушей.

– Вин вернулся, – наконец нарушила затянувшееся молчание Эбигейл.

– Я заметила. Не говорил, где был?

– Нет. Отшучивается. Мне не нравится эта его веселость. Она меня пугает. Значит, и Эбигейл это почувствовала.

– А что говорит Кирк?

– Он ведет себя так, будто не замечает. Странно, Вин пытается даже шутить с Кирком. И это меня пугает. Но больше всего меня пугает то, что… что Вин опять хочет заняться со мной сексом. Это у него называется: "Вспомнить прошлое".

– Угрожает?

– Нет. Но… но когда он говорит, мне как-то не по себе от его слов становится. Хотя и не говорит ничего такого, что я раньше от него не слышала. И все же он меня пугает.

– И что ты ему ответила на его предложение?

– Сказала, что ничего у нас не получится. Как-никак, а Кирка я тоже боюсь. Он успокоился после того происшествия, но сейчас, после возвращения Вина, от него всякое можно ожидать… от них обоих, – поправила себя Эбигейл.

– А как себя повел Винченцо, услышав отказ?

– Заулыбался, сказал, чтобы я не волновалась и… и все.

– Не волновалась? О чем не уточнил?

– Нет.

– Странно.

– Вот и я о том же.

– И что ты намерена делать? – Ангелика взглянула на Эбигейл.

– Знаешь, быть может, я и переспала бы с Вином, но боюсь Кирка. В следующий раз он или меня, или Вина точно убьет, если узнает.

Ангелика устремила долгий взгляд вперед, смотрела, как отливает золотом поверхность океана вдали. Тихий, словно спящий ребенок, ласковый, словно шепот любимого. Океан. Каким же разнообразным может быть это чудо творения незримого бога, а, может быть, и богов, богов не только способных думать, но и чувствовать. Ведь те, кто создавал океан, явно не были обделены чувством красоты, наоборот, были тонкими ценителями прекрасного и могли наперед прочувствовать результат своего творения. Как минимум так, как это ощущала Ангелика, глядя на пока еще добрый как ангел океан. Изумительное творение вызывающее изумительные чувства. Трепет в сердце, восхищение сродни почтению и… и страх перед мощью этого спящего котенка, в один миг способного превратиться в разьяренного и неуправляемого хищника.