– Это… боевая молитва?

Лоенгрин хмыкнул.

– Но я же воин, а не монах?

– Простите, господин! Я счастлив, что мне оказана великая честь служить вам. Так это нечисть или… настоящие звери?

– И то и другое, – ответил Лоенгрин. – Возможно, когда-то были настоящими людьми. Теперь это все неважно. Мы обязаны очистить землю для человека!

Он торопливо снял лук, Нил не успел понять, что рыцарь Лебедя заметил в тихом лесу, как щелкнула тетива, в кроне дальнего дерева что-то встрепенулось.

Нил проследил, как сбитая стрелой птица падает, ударяясь о ветки и роняя перья. Листья тоже сыпались, и когда птица тяжело рухнула на землю, сбитая по дороге зелень еще некоторое время ложилась вокруг добычи и на нее красивым ковром.

– На обед, – сказал Лоенгрин.

– Мастерский выстрел, – проговорил Нил с невольным восторгом. – Вижу, лук у вас не для красоты!.. Откуда такой странной формы?

Он наклонился с коня, подбирая с земли добычу.

Лоенгрин усмехнулся.

– Малыш, все еще стараешься узнать, откуда я? Кто тебя этому подучил?

– Ваша светлость!

– Могу сказать только то, что и так видно: я побывал не только в Брабанте, понял?

– Нет, сэр…

– Есть страны, где таранный удар копьем конного рыцаря мало что значит. А вот удачный выстрел из лука спасал не только мне жизнь, но и моим товарищам. Думаю, если бы Господь счел лук нечестивым или недостойным для паладина оружием, Он не дал бы мне им пользоваться…

Нил посмотрел на Лоенгрина с недоверием, но тот улыбался во весь рот, и Нил решил про себя, что церковь не на все страны распространяет запрет пользоваться луком благородному сословию. В каких-то дальних странах вполне-вполне, ведь нельзя же и подумать, что его господин, столь учтивый и воспитанный, мог бы взять в руки что-то недостойное им пользоваться.

Их кони продолжали двигаться через лес ровно и спокойно, однако Лоенгрин не убирал лук, прислушивался и присматривался, наконец проговорил со странным выражением:

– Какая языческая мощь…

Нил в испуге оглянулся.

– Звери?

– Сам лес, – пояснил Лоенгрин. – Да сохранит он свою силу и при новом времени…

Он неспешно наложил стрелу и ехал так, настороженный и напряженный, готовый к быстрой стрельбе. Нил вертел головой, ничего опасного, как вдруг сверху послышался приближающийся шелест, его ухватили маленькие, но сильные руки с когтями, он вскрикнул, но неведомая сила вздернула его в воздух…

Он услышал щелчок тетивы, хватка мгновенно ослабла, и он упал обратно, больно ударившись о седло. Лоенгрин безостановочно стрелял вверх, там мелькает нечто зеленое, Нил успевал увидеть быстрые тела, почти человеческие, но все исчезает чересчур стремительно. Он выхватил меч и вертелся вместе с конем во все стороны, готовый драться с любым врагом.

Сверху, помимо шелеста, слышался хохот, так ему показалось, хотя явно не человеческий. В какой-то миг сверху упала плеть, похожая на виноградную, оплела ему горло.

В глазах потемнело, он начал рубить ее мечом, хрипя и задыхаясь, конь испуганно ржал и пытался пойти вскачь, Нил удерживал его ногами, потому что в скачке вслепую его собьет на землю первая же низкая ветка.

Ему показалось, что сверху спускаются бледно-зеленые ветви и пытаются оплести их обоих, но Лоенгрин быстро и точно бьет вверх стрелами, и плети либо повисают бессильно, либо вовсе падают на землю.

В зеленых кронах послышался удаляющийся шелест, Лоенгрин с луком в руках смотрел вверх, но там все затихло.

Нил прохрипел, сбрасывая толстую плеть с горла:

– Мне показалось, они этого не ожидали…

– Отпора?

– Ваших стрел…

Лоенгрин пробормотал настороженно:

– Вот видишь, и здесь стрелы могут спасать шкуры даже благородным рыцарям, не только самим стрелкам.

– Да уж… Но, мне кажется, эти гады совсем опешили.

– От чего?

– Они как будто не поверили, что стрелы им повредят. Дескать, либо промахнетесь, либо отскочат, либо воткнутся, как в дерево.

Лоенгрин усмехнулся.

– Я не стар, но бывал в разных переделках. И не забываю освятить оружие. Наконечники перед поездкой в такие вот места всегда кроплю святой водой. Так, на всякий случай.

– Так это… нечисть?

– Или нежить, – ответил Лоенгрин. Он прислушался, убрал лук за спину. – Ладно, поехали дальше…

Нил хотел ответить, но губы едва шевельнулись, а по всему телу начала разливаться слабость. Он с трудом поднял руку и пощупал ранку сбоку на шее, там начала вздуваться болезненная опухоль.

– Ваша… светлость…

Лоенгрин оглянулся.

– Что? Что случилось?

Нил старался выглядеть бесстрашным, но чувствовал, что побледнел, дрожит, а губы едва сумели произнести:

– Я отравлен, сэр.

Лоенгрин спросил встревоженно:

– Тебя успели укусить?

– Да, сэр.

Лоенгрин повернул его к себе, оглядел, сказал успокаивающе:

– Ранка крохотная, не бойся.

– Яд попал в кровь, – ответил Нил и слабо улыбнулся. – Недолго я пробыл у вас оруженосцем.

Лоенгрин удивился:

– Ты чего?

– Сэр, мы очень далеко от замка. Только наша старая Вирда умеет лечить от этого яда. Мы не успеем, даже если во весь опор…

Лоенгрин презрительно фыркнул. Нил не успел ничего понять, как сильные руки сжали его плечи, ладонь Лоенгрина легла на лоб, по телу прокатилась жаркая волна, и тут же Лоенгрин отодвинулся.

– Только и всего, – буркнул он. – Ну и паникер же ты.

Нил, не веря себе, прислушался, но злой зуд в крови исчез.

– Ваша светлость… но как?

– Я паладин, – напомнил Лоенгрин.

– Так это правда, что паладины залечивают раны соратникам… отдавая часть своей жизни?

– Правда, – кивнул Лоенгрин.

– Но я не соратник, – сказал Нил жалобно. – Ваша светлость, я и раньше был готов жизнь отдать за вас, но сейчас… сейчас… в ад пойду, только кивните…

Он задыхался от обилия душивших его слов благодарности, краснел и выкатывал глаза, разводил руками, Лоенгрин отмахнулся.

– Паладины лечат всех. А насчет соратников легенда потому, что, кроме соратников, никого и не видим, в города и веси заезжаем редко.

Кони вышли на поляну, там среди зеленой травы, куда между зеленых крон проникает солнечный свет, высится каменное изваяние языческого идола: толстый и уродливый человек со звериной головой смотрит со злобным оскалом. Нос отбит, губы пощерблены, Лоенгрин с отвращением вспомнил, что язычники даже бьют статуи своих богов, если те не выполняют их пожелания.