– Разберемся, – я слез с монстромобиля и обратился к Гансу. – Иди, Добровольцы тебя перевяжут.

И где вообще наши магистры? Неужели так крепко спят?

За всеобщей суетой поначалу никто и не обратил внимания, как отворились двери магистерского трейлера Первого и оттуда в прямом смысле слова выпали две фигуры в серых инквизиторских балахонах. Одна была коренастая и бородатая, а вторая маленькая и кругленькая, при этом каждая сжимала в руках по автомату. Нализавшиеся кагора в честь будущего успеха предприятия, пьяные до чертиков Аврелий и Конрад вышли (правда, с некоторым опозданием) карать посягнувших на лагерь отступников...

Я был слишком раздавлен гибелью своих бойцов и магистра, чтобы по достоинству оценить их идиотское поведение, и взирал на происходящее словно сквозь туманную пелену.

– Ваша-и честь, вы-и видите вра-и-га? – ныряя болотной жабой в грязь и передергивая затвор автомата, окликнул коллегу по Ордену икающий от перепития Конрад.

– Пыркырсно вж-жу, вш-ша чес-сть! – заплетающимся языком отозвался Аврелий после аналогичного принятия горизонтального положения сбоку от коротышки. – Вын-он, ж-ж-жет н-шу техн-нку, пыд-длец!

– То-и-гда огонь по не-и-му!..

– Пыл-ч-чай, мырз-завец!..

В отчетах Главного магистрата о захвате Проклятого Иуды наверняка имеется список всех погибших при проведении операции. Одним из пунктов в нем должны значиться двое авраншских Добровольцев Креста, застреленных якобы при перестрелке в лагере (сам я по понятным далее причинам видеть сей список не мог никоим образом). Так вот, я – Эрик Хенриксон, действующее лицо и свидетель всех этапов операции захвата Жан-Пьера де Люки, – заявляю: от рук тех, кого называли отступниками, не погибло ни одного постороннего Корпусу человека, в том числе и в вышеупомянутой последней перестрелке. Добровольцы же Стефан и Андре пали смертью храбрых при тушении пожара от пуль, выпущенных нашими перепившимися магистрами.

– Я-и подстрели-и-ил одного, ваша че-и-сть! – по-ребячески ликовал Конрад, вылупившись на наверняка двоящуюся для него мушку автомата.

– Я тож-же, вш-ша ч-честь! Врыг повырж-жын и бж-жит! – отозвался Аврелий, поливая и поливая очередями шарахающихся кто куда Охотников и Добровольцев Креста.

Несчастных жертв могло быть гораздо больше, не иссякни у магистров патроны, а запасные магазины эти каратели захватить даже и не догадались.

– Вацлав!!! Михаил!!! – заорал я на весь попрятавшийся лагерь. – Скрутить магистров!!! Только аккуратно, черт вас подери!..

Сроду не отдавал столь невероятного приказа! Но ни страха, ни колебаний не испытывал, только безысходное раздражение, появляющееся, когда уже не можешь повлиять на случившееся.

Аккуратно не получилось. Авраншцы все еще ныкались по укрытиям, когда мои братья, подобно саранче, накинулись на продолжавших давить спусковые крючки экзекуторов, мысливших примерно в таком роде: «А чего это она раньше та-та-та, а теперь лишь чик-чик?» С Аврелием, благодаря его повышенному статусу, обошлись нежнее – стянули кисти и лодыжки поясными ремнями и словно вязанку штакетника бросили в трейлер. Протестующее мычание и хрюканье было проигнорировано – магистр пребывал не в той кондиции, чтобы его распоряжения беспрекословно выполнялись.

Конрад катался на спине, брыкался всеми конечностями и попробовал даже укусить Михаила, но лишь надорвал ему рукав плаща.

– Не следует выводить меня из себя, разлюбезнейший! – Русский уже знал о смерти друга, потому был откровенно недружелюбен. – Не хотите по-хорошему, извольте альтернативный вариант...

Крепкие руки моего замкома будто ребенка перевернули коротышку на живот и двумя незаметными ударами стукнули ему по почкам. Желающий возмутиться инквизитор, однако, вместо гневной тирады выдал лишь череду утробных иканий, по истечении которых обмяк и погрузился в мгновенную, характерную для изрядного перепития, отключку. Его драгоценная персона была откантована в трейлер и небрежно опущена рядом с уже храпящим собратом по ордену. Двери магистерского отсека для пущей безопасности заперли снаружи...

Я схватился за голову: предстояло обо всем докладывать Бернарду! Но была – не была – включил передатчик и вызвал того на связь.

Главнокомандующий, выслушав мой сбивчивый лепет, бросил лишь одно:

– Ждите, мы уже на полпути...

И вышел из эфира. Но перед самым отключением я успел разобрать «Вот уроды!», предназначенное то ли неизвестному противнику, то ли куражившимся магистрам...

Пожар был потушен. Вацлав и Михаил спустили тела Костаса и Дмитрия с «самсона», положили на траву и сели возле них, сняв береты с понурых, обсыпанных пеплом голов. Я тоже хотел присоединиться к ним – как-никак, а я уважал погибших бойцов, – но мне предстояло еще разобраться в обстоятельствах гибели Виссариона.

От нашего магистра мало что осталось: обугленный скелет да оплавленный инквизиторский перстень с рубином. Джером, несмотря на их конфронтацию последнего дня, горевал так искренне, что мне даже захотелось погладить бедного дьякона по лысеющей голове и сказать ему что-нибудь в утешение. Но вместо этого я изрек лишь дежурное «сожалею».

Льющий слезы и поминутно сморкающийся в полу замызганной рясы, Джером подробно поведал мне обо всем произошедшем после нашего ухода...

Едва мы перевалили за холм, как троица инквизиторов, предвкушая неизбежный успех Охоты и не зная, чем скрасить досуг, сгруппировалась вокруг бочки с кагором, хранящейся в трейлере Первого отряда. Их вакханалия набирала обороты параллельно с течением операции; уже иссяк репертуар духовных гимнов и на лагерь из трех залитых глоток стали обрушиваться шедевры святоевропейского фольклора наподобие «Крепкозадая Эльза» или «Мы с тобой на сеновале в «Догони Меня» играли». Именно в это время и почувствовал магистр Виссарион естественную потребность к освобождению внутреннего резервуара своего тела под новую порцию вина. Нелегкая – а кроме нее больше некому! – вынесла и поставила его аккурат возле колеса нашего трейлера-казармы. Тут-то и столкнулись Добровольцы Креста, охранявшие подходы к Мон-Сен-Мишелю с загадочным противником, имеющим в арсенале гранатомет (Вацлав ошибся: ручная граната не превратила бы наш фургон в груду оплавленного металлолома). Гранатометная болванка вспорола трейлер и разорвалась в метре от метившего территорию Виссариона. Несчастному было суждено сгореть в весьма несолидном для Божественного Судьи-Экзекутора положении...

Через полчаса прибыл Бернард с конвоем. Настроение Мясника было приподнятым, и он сквозь пальцы смотрел на все произошедшие в лагере неприятности, переведя их в разряд неизбежных боевых потерь. Вопреки ожиданию, я даже удостоился скромной похвалы за умеренно-деликатное разрешение инцидента с перебравшими магистрами.

– Снимаю с вас, брат Эрик, всю ответственность за это, бесспорно, позорящее Корпус безобразие, – сказал Мясник, провожая глазами уносимые тела убитых Аврелием и Конрадом Добровольцев, – и беру ее на себя. Вы поступили абсолютно верно.