Там выяснилось, что немецкие подводники успели выбросить в море «Энигму» и избавиться от большей части секретных документов, находившихся на борту «U-570». Однако кое-что они уничтожить не успели. Обыскав захваченную подводную лодку, англичане нашли несколько отрывков из шифрованных и открытых текстов немецких радиограмм за последние три дня, а также фрагменты списка ключевых установок для «Энигмы».

В лагере для военнопленных в Англии экипаж «U-570» устроил офицерский суд чести над Рамлоу и вахтенным офицером Бернардом Берндтом. Оба были признаны виновными в нарушении служебного долга. Берндт попытался искупить свою вину, совершив побег из лагеря, но был застрелен лагерным охранником при попытке к бегству.

Дениц узнал некоторые подробности захвата «U-570» из публикаций в английских газетах. В своем дневнике он назвал это событие тягостным и предположил, что Рамлоу потерял сознание, отравившись газом. В результате решение сдаться в плен, по мнению Деница, было принято не Рамлоу, а вахтенным офицером Берндтом. Дениц знал о гибели Берндта и прокомментировал это событие следующим образом:

«Скорее всего, он в полной мере не осознал значения того, что сделал, пока не оказался в плену, где предпочел умереть при попытке к бегству…»

Но значительно более важным Дениц считал вопрос о том, смогли ли англичане взломать «Энигму» с помощью документов, захваченных на борту «U-570». Он приказал вице-адмиралу Эрхарду Мартенсу, начальнику Службы связи военно-морских сил Германии, проработать этот вопрос. 18 октября Мартенс отправил Деницу свой доклад, в котором, в частности, говорилось:

«Если предположить, что „U-570“ была захвачена в нетронутом виде, то не исключено, что… большое количество шифрдокументов попало к противнику. Если это так, то наша процедура шифрования перестала быть надежной… Наш шифр может быть скомпрометирован еще больше, если помимо захвата шифрдокументов противником наши офицеры, попавшие в плен, сообщили кодовое слово, которое, начиная с июня 1941 г., в устной форме доводилось до сведения каждого командира подводной лодки, чтобы он мог модифицировать ключевые установки для „Энигмы“. Если это произошло, то придется смириться с тем, что наши радиосообщения читаются противником… То же самое могло случиться, если в нарушение всех правил кодовое слово было записано на бумаге и вместе с шифрдокументами попало к противнику, или, к примеру, ключевые установки, полученные с помощью кодового слова, были записаны на том же листе, где содержались исходные ключевые установки. Тогда противник может понять истинное значение кодового слова».

Несмотря на безрадостную картину, нарисованную Мартенсом, он отнюдь не утверждал, что англичане читают немецкие шифровки:

«Все свидетельствует о том, что экипаж имел возможность уничтожить по крайней мере часть секретных шифрдокументов. Если это так, то противник не может читать наши сообщения».

Мартенс придавал весьма важное значение шифровке, отправленной с «U-570» в 13.58, в которой говорилось, что на борту испытывают трудности, пытаясь прочесть адресованные ей шифровки. В результате Мартенс пришел к следующему выводу:

«Возможно, что, посылая это сообщение, экипаж лодки хотел обратить наше внимание на тот факт, что шифрдокументы уже уничтожены и поэтому он больше не может читать наши шифрованные сообщения. Трудно поверить, что никто из команды не нашел в себе достаточно мужества, чтобы избавиться от шифрдокументов (в первую очередь, от документов с красным штемпелем), выбросив их в море».

Мартенс также полагал, что англичанам вряд ли удалось догадаться о назначении кодового слова. Но даже если это и произошло, 1 ноября 1941 года должны были вступить в силу новые ключевые установки для «Энигмы», которых не было на борту «U-570». И тогда в надежности «Энигмы», по мнению Мартенса, можно было больше не сомневаться.

Чтобы пояснить, как производилась модификация ключевых установок для «Энигмы», предположим, что в качестве кодового используется слово BERLIN. Оператор «Энигмы» прибавлял цифру 2 к номеру каждого из трех дисков, которые он должен был установить в «Энигму» в соответствии с действующими ключевыми установками. Эта цифра определялась буквой В в слове BERLIN, которая является второй по порядку буквой латинского алфавита. Если в результате сложения получалось число больше 8 (максимальный порядковый номер, который мог встретиться на диске, предназначенном для установки в военно-морскую «Энигму»), то из него последовательно вычиталось 8, пока результат не становился меньше 8. Например, если в «Энигму» требовалось установить диски под номерами 7, 5 и 2, то после модификации получались номера 1, 7 и 4. Следующие три буквы кодового слова (E, R и L — соответственно четвертая, восемнадцатая и двенадцатая буквы латинского алфавита) задавали числа, которые оператор «Энигмы» должен был прибавить к порядковым номерам трех букв, определявших угловое положение колец на дисках «Энигмы». К примеру, буквенная комбинация BYS в ходе такого преобразования превращалась в FQE. Аналогичным образом буква I (девятая буква латинского алфавита) в слове BERLIN заставляла оператора «Энигмы» прибавлять число 9 к соединениям штекерных гнезд на ее коммутационной панели. Например, если согласно списку ключевых установок следовало соединить гнездо A с гнездом B, то после модификации гнездо J надо было подсоединить к гнезду K.

Надо сказать, что от модификации ключевых установок для «Энигмы» было довольно мало толку. Она нисколько не затрудняла вскрытие ключевых установок при помощи «Бомбы» в случае, если в распоряжении английских криптоаналитиков был правильный «подстрочник». И даже без «Бомбы», если в Блетчли-Парке уже имелись ключевые установки, захваченные на немецком судне или подводной лодке, то, чтобы определить модифицированные ключевые установки, не надо было перебирать все 336 вариантов порядка следования дисков в «Энигме» и триллионы соединений на ее коммутационной панели. Достаточно было проверить всего 8 вариантов расположения дисков и 26 соединений штекерных гнезд. Конечно, это затрудняло работу английских криптоаналитиков, однако не столь сильно, как было бы в случае полной смены ключевых установок для «Энигмы». Так что Мартенс был не прав, когда пытался рассеять подозрения Деница относительно надежности «Энигмы», полностью полагаясь на процедуру модификации ее ключевых установок.

Проанализировав последствия захвата «U-570», Мартенс затронул и вопрос о захвате немецкого грузового судна «Гедания». По мнению Мартенса, беспокоиться было совершенно не о чем: у команды «Гедании» было вполне достаточно времени, чтобы уничтожить секретные документы, имевшиеся на борту. Кроме того, с тех пор уже успели вступить в действие новые ключевые установки для военно-морской «Энигмы».

В своем отчете Мартенс был абсолютно точен, когда утверждал, что и на «U-570», и на «Гедании» англичанам удалось захватить в качестве трофеев лишь разрозненные документы, имевшие отношение к «Энигме». Используя их, англичанам никогда бы не удалось наладить оперативное и бесперебойное чтение немецких шифровок. Однако Мартенс сконцентрировал свое внимание лишь на двух отдельных случаях, когда «Энигма» могла быть скомпрометирована. Если бы он проанализировал все события последнего времени, то несомненно обратил бы внимание на то, что летом 1941 года немецкие подводные лодки неожиданно утратили способность отыскивать в Атлантике английские конвои, и связал бы этот факт с потерей «Мюнхена» и «Лауенбурга», а также с участившимися случаями потопления англичанами немецких грузовых судов. Мартенс этого не сделал. В результате к началу октября 1941 года немцы все еще не догадывались о том, что их военно-морская «Энигма» была взломана английскими криптоаналитиками. Но как долго это могло продолжаться?