Я только улыбнулась самыми уголками губ. А вы думали, что делать предложение легко? Вы ошибались, мсье Милфорд. Ещё посмотрим, как вы оцените мою задумку.

Через час Найджел уехал. Лючина вышла его проводить, вопросительно поглядывая на меня. Я улыбнулась малявке, и она расцвела ответной улыбкой. Муки совести тут же вернулись – ну как я собиралась её бросить? У меня просто нет сердца.

– Ты остаёшься? – спросила она, когда мы остались вдвоём.

– Пока да, – не стала тешить её лишними надеждами.

– Папа позвал тебя замуж? – не отставала она.

Надо же, не думала, что они настолько близки.

– Папа обсуждал это с тобой?

Она кивнула:

– Я сказала, что буду рада, если ты станешь моей мамой.

Малявка обняла меня, крепко прижавшись. И я окончательно почувствовала себя подлым и низким существом. Лючина так искренне меня полюбила, а что я дала взамен?

Влюбилась в её отца и решила из-за этого бросить девочку.

Впрочем, хватит самокопания и обвинений. Пока я здесь. И за шесть дней нужно успеть привести этот дом в порядок. Если мсье Милфорд и передумает на мне жениться после этого, то я буду уверена, что сделала жизнь Лючины уютнее.

На столе в гостиной лежала моя муфта, а рядом с ней – увесистая пачка ассигнаций. Я усмехнулась. Мсье Милфорд не так беден, как можно подумать. И почему он до сих пор не привёл дом в порядок? От моих вопросов Найджел увиливал, меняя тему или сбегая по хозяйственным делам. И я поняла, что он никогда не признается.

Ладно, если он сам не хочет жить в приличном доме, я ему помогу.

– Лючи, – скомандовала я, – одевайся. Мы едем в Греной.

Дорога впереди блистала девственной белизной, лишь кое-где её пересекали цепочки следов каких-то животных. Ну или птиц. Из мехомобиля было особо не различить.

Зверь уже привычно урчал, взрыхляя снег колёсами. Поначалу я переживала, что мы можем застрять в сугробах, но, к счастью, они были не слишком глубоки. И мы плыли, словно корабль по белому морю.

Лючина то и дело поворачивалась ко мне, сияя счастливыми глазами. Эта искренняя радость от того, что мы вместе, грела сердце.

В Греное я ещё плохо ориентировалась. Знала только, что если поехать по центральной улице, попадёшь в лечебницу. А если свернуть, не доезжая до неё, то будет» розовая гостиница мадам Розетты. Туда-то я и направилась. Мне нужна была информация.

В «Приюте для феи» заканчивался завтрак. И сама хозяйка, и постояльцы, с которыми я успела познакомиться в день своего прибытия, очень нам обрадовались. Мне жали руки, называя по имени, и хвалили мою чудесную воспитанницу.

Лючина уже привычно спряталась за мою юбку, а я улыбалась. Мсье и мадам Монс, пожилая пара, которая поведала мне жуткую историю о чёрном колдуне, наперебой говорили, как рады меня видеть. Словно успели похоронить.

И это очень раздражало.

А вот насчёт Лючины, похоже, мадам Розетта уже успела провести беседу. По крайней мере, этой представительницы семьи Милфордов не чурался. Чему я была очень рада. Не хотелось, чтобы постояльцы вдруг разбежались с криками, как мадам Лико, продававшая платья.

Специально для нас был накрыт чайный стол. Я не стала отказываться. Ведь утром из-за попытки отъезда и последующего за ним неожиданного предложения позавтракать так и не удалось. Кусок не лез в горло.

И теперь я с благодарностью намазала маслом прекрасно поджаренный хлеб. Хрусткий, с румяной корочкой. Именно так, как я люблю.

Лючина вспомнила уроки этикета и вела себя за столом идеально. Пила чай маленькими глоточками и по чуть-чуть откусывала от пирожного. Мадам Розетта и оставшиеся с нами постояльцы не могли нахвалиться на такую «умненькую» девочку.

Малявка краснела, смущалась, но лучилась удовольствием.

Мы обсудили погоду. Гренойский аптекарь прогнозировал заморозки – у него перед холодами всегда тянуло спину. Потом поговорили о грядущем празднике нового года и о том, что со дня на день мэр даст команду к украшению города. Мадам Розетта уже заказала соседским детишкам слепить большого снеговика во дворе. А их матери венки из веток падуба, которые та мастерски плетёт.

– А ещё мэр должен договориться о вырубке праздничных елей, – со вздохом посетовала мадам Монс.

– Да, Милфорд такой неуступчивый, – вздохнула крупная дама, её в прошлый раз я не видела.

– Мсье Милфорд? – удивилась, услышав его имя. – А причём здесь он?

– Как, милочка, вы не знаете? Он же королевский лесничий и решает, сколько деревьев и где можно срубить.

Вот как. Не то что бы я не знала о профессии Найджела. Просто не думала, что он и праздник взаимосвязаны.

– Дорогая Анна, – мадам Розетта взяла меня за руку и проникновенно посмотрела в глаза, – поговорите с мсье Милфордом. Уговорите его. Пусть он разрешит срубить чуть больше деревьев. Одна ель на семью – это слишком мало.

– Почему? – удивилась я. А сама подумала: значит, осенью он чёрный колдун, а зимой – добрый волшебник, у которого вы выпрашиваете новогодние ели.

– Тем, у кого большой дом, нужно несколько деревьев. Ведь хочется ощущать новогодний дух в каждой комнате, – как маленькой, терпеливо разъяснила мне необъятная горожанка. Я уже поняла, что она имеет в виду себя.

– Да, мадам Гризельда права, – вмешалась хозяйка гостиницы, а я узнала имя крупной дамы, которую мне не удосужились представить. – Нескольких веточек недостаточно, чтобы создать ощущение праздника. Нам нужно больше елей. Поговорите с лесничим.

– Обязательно, – пообещала я, тут же почувствовав, что малявка тянет меня за рукав. – Что случилось, Лючина?

Она потянула меня к себе и прошептала в самое ухо:

– Папа не разрешит.

– Что не разрешит? – так же шёпотом поинтересовалась я.

– Дерево им в каждую комнату, – пояснила малявка. – Папа говорит, что если все эти бездельники начнут срубать ели без счёту, то лес станет голым. Они каждый год из-за этого ругаются.

Вот как. Надо же. И не подумала бы, что здесь кипят такие нешуточные страсти. Зато объясняется неприязнь горожан к мсье Милфорду. Он держит их на расстоянии от леса, которых гренойцы считают чуть ли не своей собственностью. И необходимость спрашивать разрешения на вырубку каждого дерева им совсем не нравится.

Но здесь я была согласна с мсье Милфордом. Ибо рядом со столицей такой красоты уже не осталось именно потому, что люди не знали меры. А когда король поспешил что-то предпринять, было уже слишком поздно.

Но говорить подобное я не стала, не хотелось наживать здесь врагов. Вместо этого я сжала руку Лючины, показывая, что услышала. А вслух произнесла совсем другое: