litbaza книги онлайнИсторическая прозаБоярское царство. Тайна смерти Петра II - Адель Алексеева

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 52
Перейти на страницу:

Мысли, как дятел, колотили в затылок. Церковь, кирха, мечеть — всё имеется, и почти рядом, в сём благодатном месте Москвы. Взгорки, спуски, извивы переулков и тупичков Басманных. Крутой подъем к Иванову монастырю, к церкви Иоанна Предтечи, ещё один — вправо и влево — к кирхе и храму Богоявления… Путаница улиц — не то, что проспекты петровской столицы, и всё же люба Брюсу Москва, изучил он её, знает холмы и пустоты, подземные ходы и залегания. Ещё бы! Брюс из редкого числа рудознатцев, и ведомы ему тайны…

Но — всё же! — кто ударил его в спину? Нетерпимость московская к новизнам царя Петра, нелюбовь к иноземцам, неметчине, к вере иной?.. Не раз Брюс говаривал со священниками, те обвиняли веру его умственную, — мол, сидят лютеране в храме и поют по каким-то книжицам: «Отступники вы от веры христианской!» Это похоже на царевича Алексея — всё же ортодоксально Православие!

Разве не един для всех Бог на небе и разве мало доброго почерпнул царь Пётр на «неметчине»? Истинно свободным, православным сам оставался, ему, Брюсу, позволял быть крёстным для русских, но охотно приглашал к себе умных немцев, шведов, иудеев… «Что за безделица? — говорил. — Ежели то на пользу Отечеству, так и славно…»

В кирхе звучал орган, на смену басам вступали переборы дискантов, аккорды, подобные небесному грому… И опять пронизывали тонкие, чуть хриплые высокие звуки…

Под эти звуки покидал кирху граф Брюс — астролог и астроном, математик и артиллерист, ботаник и минералог, физик и коллекционер редкостей, изобретавший «эликсир бессмертия», получивший от Петра I звание генерала-фельдцейхмейстера.

Однако так и не прочитал он судьбу «невесты-государыни». Их, конечно, вышлют, но куда? И что задумала Катерина?

Если бы кирха дала полное успокоение! Нет, Яков Вилимович вернулся к себе в черноте ночи — и опять в свете свечи стал двигать свой синий шар…

Что там? И сразу опять явилось ему то странное видение: человек на корточках копает землю. Облака приоткрыли луну, его повелительницу, — и Брюсу совершенно ясно предстала могучая фигура копавшего на корточках что-то в мёрзлой земле. Меншиков?! Да кому же он роет могилу, несчастный страдалец? Уж не своей ли любимой дочери Марье?.. Но тёмное облако надвинулось — и луна исчезла…

Высоко взлетать — тяжело падать

Да, сцена, представшая нашему наблюдательному умнику, действительно случилась там, в Берёзове.

У Марьи был возлюбленный — Фёдор Долгорукий (и тут эта княжеская фамилия!). Его направили в Персию, а ехать туда — через Сибирь. Можно и по-другому, но он, узнав о месте ссылки Меншиковых, отправился в Тобольск.

Губернатором в Тобольске тогда был его дядя Михаил Долгорукий, и Фёдор уломал того отпустить его ненадолго в городок Берёзов повидаться с дорогим семейством — там милая его сердцу Марья!

Недолго пробыл в Берёзове Фёдор, но встреча была жаркая, со слезами смешанная.

Постелил отец на полатях и ушёл — он строил церковь.

Сам отслужил в недостроенном храме службу — и под тёмным небосводом благословил детей…

Марья, должно быть, шептала ночью слова, которые так долго копила для любимого, молила Бога, чтобы Фёдор подарил ей ребёночка, и стал бы тот ребёночек под чёрными небесами вместо солнышка. «Останься, Феденька, у тебя дядя губернатор, неужто не отпустит?» — «Милушка, дорогая, человек не волен в судьбе своей. Если бы можно — я бы всю жизнь тут с вами переносил долгую ночь», — отвечал он.

Конечно, Фёдор опоздал к сроку вернуться в Тобольск, дядя осердился на него и немедленно, дав пол-охраны, отправил в Персию.

Долго безутешной оставалась Марьюшка, и только мысль о ребёночке поддерживала её. Да и отец не давал расслабиться. «Работать, надо работать!» — говорил он, достраивая церковь. Вечерами они читали Библию, в иные дни Меншиков диктовал свой мемуар…

Марья говорила: «Погадать бы у кого…» Отец возмущался: «Брюса тут нету. А человек сам должон строить свою судьбу, а не гадать». И, набросив полушубок, сунув за пояс топор, уходил.

Каково далее сложилась судьба Фёдора — неизвестно, а Марьюшка… Выносила она под чёрным небом двух малюток. Отец ждал, радовался продолжению рода, да только что за жизнь новорожденным княжичам под этаким градусом северной широты?

Скончались малютки, не повидав белого света, а вслед за ними и сама Марья…

Вечная мерзлота! Так вот почему Меншиков чуть ли не зубами грыз мёрзлую землю — понял Брюс…

Сперва высоко взлетел светлейший князь — и упал хуже некуда.

Такое же (если не горше) падение ждало и князей Долгоруких. Их выслали из Москвы, и они, как Меншиков поначалу, утешались мыслью: пересидят в своём пензенском имении — и вернутся…

Но супруга Алексея Григорьевича чуяла другое, — она была посильнее жены Меншикова: Дарья Михайловна рыдала всю дорогу и, когда прибыли в Казань, ослепла от слёз и скоро скончалась.

Княгиня Прасковья Долгорукая слёз не лила, детей и мужа утешала. К тому же была мастерица сказывать сказки, песни, былины — и при случае, когда собирались у костра, пела или рассказывала речитативом о старине. Известно: русская история держится на бабьих сказках да песнях.

— Вот прибудем мы в село своё Селище — и заживём тихо-спокойно, — говорила она. — Там — как в сказе: «На реке-окияне, на острове Буяне стоит бык печёный, в заду чеснок толчёный, — с одного боку-то режь, а с другого таскай да ешь!.» Встретят нас слуги дворовые, угостят чего душа пожелает, песни будут петь, пляски плясать…

— Матушка, что говорите? — усмехалась Катерина. — Сумнительно это.

— Не жались, Катеринушка, — отвечала мать. — Не лукавь. Будешь лукавить — так чёрт задавит.

Долгорукие, отъезжая от Москвы великим обозом, сперва выглядели как истинные князья: братья — в петровских париках, тёмных, старый князь — в седом парике, женщины в жемчугах, бархатных шубейках, отороченных мехом.

Катерина ехала в особой карете со служанкой, поглядывала на царский перстень, что у неё на пальце. Позади «невесты-государыни» была карета с молодожёнами, и если попадались Иван с Натальей в поле зрения Катерины на лице её являлась гримаса досады и пренебрежения, за которой она скрывала зависть к влюблённым голубкам.

Много было нелепостей, внезапностей в дороге — от неопытности и горячности Долгоруких. Реки тогда поднялись — весна! — и с трудом находили сухое место для ночлега. Добрались до Пензенской губернии, до княжеского села, думали, что тут конец пути. Однако солдаты не отставали, зорко глядели за ними. Прасковья Юрьевна пригорюнилась и пела теперь иное:

Поля там костьми посеяны,

Кровями политы,

Воды вознища,

Весть подаваша,

За Волгу, за железные врата,

На дышащее море…

На иные на городы,

На сибирские украины…

И добавляла: «Жди горя с моря, а беды от воды…»

1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 52
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?