Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подобным же образом, отталкиваясь от каких-то противоречий в художественном мире писателя, толкинисты перетолковывают различные понятия в его книгах. Существует и много попыток написать продолжение «Властелина колец». В России самое известное произведение подобного рода – это трилогия Ника Перумова «Кольцо Тьмы» («Эльфийский клинок», «Черное копье», «Адамант Хенны»), Как и другие продолжения, не отличаясь высоким художественным уровнем, трилогия Перумова более популярна среди юных читателей, чем книги Толкина. Причина этого кроется, думается, прежде всего в коммерческой направленности трилогии Перумова. В ней на первом месте – сражения, звон мечей, занимательная фабула. При этом произведение наполнено рассуждениями героев (преимущественно хоббита Фолко), которые нужны, наверное, для того, чтобы создать у читателей ощущение глубокомысленности. Философия «Кольца Тьмы» крайне сомнительна, со взглядами Толкина она не имеет ничего общего.
Добро и зло в книгах Перумова прямо называются двумя началами мира. Мало того, в третьей части мы читаем: «Свет – это благо. Как и Тьма. Когда они занимают каждый свое место и не пытаются вытеснить друг друга». Эти суждения заставляют вспомнить о манихействе – ереси, утверждавшей примерно то же самое, о «Мастере и Маргарите» М. Булгакова с его «департаментом света» и «департаментом тьмы». Добро и зло – это две стороны одной медали – нужно только установить равновесие между ними. Но существует и некая загадочная «третья сила» – здесь это принявший вид дракона Великий Орлангур, «неподвластный ни Тьме, ни Свету», который «выше Добра и Зла». Эта сила призывает сражаться против валаров, представляющих в книге силы Добра.
Лейтмотив «Кольца Тьмы» – предотвращение конца мира, Дагор Дагоррата. Эта мысль в книге навязчива и мучительна. Герои патологически боятся Дагор Дагоррата, постоянно говорят о нем. Это рождает ощущение жуткого, уродливого мира, находящегося в состоянии психоза. Вот как рассуждает о конце мира Великий Орлангур: «Но что нам до Илуватора! Высок его Престол сил, и не достигнут его слуха вопли, стоны и проклятия, что в последний горестный час вырвутся из груди умирающих на земле. Ведь все, запомни, все, созданное бессчетными поколениями Смертных и Бессмертных (здесь имеются в виду эльфы. – Ю.П.), падет, вся сотворенная ими Красота развеется пеплом, и последний из живых проклянет отцов своих, на одно лишь горе даровавших сынам своим жизнь. И тогда воистину бессмысленными станут все до единой короткие и горькие человеческие жизни, все труды, мысли, порывы, подвиги, подвижничество, вдохновение, озарение – все станет бессмысленным». Здесь очевидно, что сохранение земной истории в ее нынешнем состоянии становится самоцелью. Страшный Суд понимается как окончательный конец, тогда как христианство говорит о том, что дальше будет «новое небо и новая земля». Орлангур призывает всех жителей Среднеземья объединиться, «сделаться равными Богам», победить их, предотвратить Дагор Дагоррат и сделать бытие мира вечным. Именно этот путь выберет хоббит Фолко вместе со своими товарищами. Поэтому в третьей части «Кольца Тьмы» он бросает вызов тем, за кого сражался в первых двух книгах – Гэндальфу, эльфам. Герои в книге вступают в борьбу с валарами, побеждают их, спасают мир от катастрофы, выходят за пределы Вселенной и оказываются в другой (!).
В «Кольце Тьмы» высказываются откровенные богоборческие мысли, Бог рисуется жестоким тираном, которому нет дела до страданий «нерожденных младенцев в материнских утробах». Совершенно очевидно, что подобное, антихристианское по существу, произведение детям читать вредно. Ничего хорошего они из него не вынесут.
Толкин же при всех противоречиях и сомнениях, которые возникают при чтении его произведений, остается глубоким и замечательным писателем, сознательно причислявшим себя к писателям христианским. Для него «Добро и Зло все те же. И эльфы, и гномы судят о них одинаково. В Золотом Лесу Человек различает их так же, как в отчем доме». Для Толкина белый цвет – цвет добра и чистоты – нельзя разложить на части, к нему ничего не может быть примешано, иначе «он уже не будет белым». А тот, кто начинает расчленять целое на части, пытаясь понять природу целого, уже не будет мудрым. Толкин убежден, что «зло не изначально», а значит – бессильно.
«Далеко на западе над Хмурыми Горами ночное небо казалось тусклым и бледным. Потом в разрыве туч над темной горной цепью Сэм увидел мерцающую белую звезду. Ее красота пронзила его, и в этой проклятой стране он почувствовал крепнущую в сердце надежду. Ибо, подобно молнии, сверкнула в нем мысль о том, что Мрак, в конце концов, не вечен и что есть в мире свет и красота, до которых никакому Мраку не добраться».
Глава 5
«История, в которой каждая глава лучше, чем предыдущая»
К.С. Льюис
– Вот это да! – сказал кэбмен. – Знал бы, что такое бывает, лучше бы жил!
«Да, – сказал он, – вода не соленая. Просто вода. Не знаю, умру ли я от нее, но если бы можно было выбирать себе смерть, я бы выбрал такую.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Эдмунд.
– Она похожа на свет, – сказал Каспиан.
– Именно, – согласился Рипичип. – На жидкий свет. Свет, который можно пить».
Этот свет, с которым соприкасаются герои, льется и со страниц книги английского писателя Клайва Стейплза Льюиса (1898–1963) «Хроники Нарнии». И это свет христианской веры, освящающей удивительный талант
писателя. «Хроники Нарнии» – это проповедь христианства, но Льюис, по верному замечанию диакона А. Кураева, «проповедует, не наставляя». «Кажется, некоторые считают, что вначале я спросил себя, как рассказать детям что-нибудь о христианстве, потом как средство выбрал сказку, собрал сведения о детской психологии и определился, для какого возраста я буду писать, набросал список христианских истин и придумал к ним аллегории. Это – полная ерунда. Так я бы не написал ничего. Все началось с образов: фавн под зонтиком, королева в санях, величавый лев.
Сперва там не было ничего от христианства, это пришло само собой, позже, когда я уже кипел», – писал К.С. Льюис.
Образы в книгах писателя действительно значат больше, чем слова. Именно образы делают «Хроники Нарнии» такими, какие они есть. Мир, который рождается из песни Льва; звезды, которые поют; молодое солнце, которое как будто смеется от радости; и Аслан, с улыбкой умирающий на Каменном столе от ножа Колдуньи…
Именно образ Аслана придает смысл всем сказкам Льюиса, всему, что в них происходит. В Нарнии «золото его гривы» затмевает золото солнечных лучей. При его имени